аже с намека,
напоил до потери сознания и грузин,  и персидских слуг,  и стражу. Тут же, в
большой  комнате  для  еды,  они  повалились в  глубоком сне  и  проспали до
позднего утра.  И,  конечно,  начальнику стражи и  начальнику слуг  не  было
расчета докладывать Али-Баиндуру о своем хмельном состоянии в ночь с пятницы
на  субботу.  Напротив,  их  доклад в  субботу носил  восторженный характер:
сардар  Саакадзе пил  много  за  шах-ин-шаха,  все  грузины  захлебывались в
восхищении от  мудрости "солнца Ирана",  клялись до последнего дыхания своим
оружием прославлять "средоточие вселенной".  И  с шумной радостью вспоминали
веселую жизнь в  Исфахане,  вспоминали благодеяния,  оказанные им великим из
великих, властелином властелинов. Конечно, докладывали они Али-Баиндуру, что
персидская стража и слуги без сна всю ночь сторожили пирующих.  Али-Баиндур,
приставляя к  Саакадзе стражу и верных слуг,  под страхом смерти запретил им
чем-либо выдать знание грузинского языка,  изученного ими в особой школе для
лазутчиков в Исфахане.
     Великолепно осведомленные об этом,  не только Саакадзе и "барсы",  но и
все грузинские слуги,  по приказанию Саакадзе,  и  виду не подавали "ученым"
лазутчикам, что их хитрость разоблачена грузинами, и нередко, к удовольствию
начальников, ругали их безмозглыми персидскими чертями.
     Собрались Нугзар,  Зураб,  Саакадзе,  Даутбек, Дато, Димитрий и Ростом.
Остальные  "барсы",   Папуна  и  Эрасти  расположились  у  наружных  дверей.
Арагвинцы образовали вторую цепь в коридоре.
     Саакадзе сидел между Нугзаром и Зурабом.  Много воды унесла неукротимая
Кура  в  зеленый Каспий.  Время повернуло щит.  Эристави Арагвские гордились
Георгием Саакадзе. Княгиня Нато когда-то не могла примириться с незнатностью
Саакадзе,  а  теперь иначе и  не говорила,  как "наш Георгий".  Зураб всегда
благоговел перед своим учителем и другом. В ненастные дни, когда слегка ныла
рана,  полученная в триалетском сражении, он с благодарностью вспоминал, как
Георгий спас его от позора быть обезглавленным турецким ятаганом.  И  сейчас
Зураб, время от времени кладя руки на широкое плечо Георгия, повторял клятву
верности "Непобедимому".  Саакадзе не соглашался с  Нугзаром.  "Нельзя силой
заставлять старого,  убеленного сединами князя Мухран-батони пасть ниц перед
шахом.  Предан Луарсабу?  Холоден с тобой был, мой доблестный Нугзар? Нельзя
из-за личной мести с таким князем ссориться,  он может пригодиться...  Пусть
пока  болеет.  Хорошо понимает -  без  нашей  помощи давно  вынужден был  бы
выздороветь.  Владение ему сохраним.  Мы и дальше будем в полном неведении о
действиях  Мухран-батони,   рассеявшего  свои   дружины  по   деревням,   за
исключением небольшой охраны в замке. Умный князь".
     - Матарс говорит - не только людей и скот, но даже всех собак в Имерети
отправил с большой охраной.
     - Собак  он  раньше внуков отправил,  -  угрюмо процедил Нугзар,  сузив
ястребиные глаза.
     Но   Саакадзе,   несмотря  на   желание   Нугзара  и   Зураба   унизить
Мухран-батони,  настоял на сохранении в  целости владений князя,  обучившего
большое войско всем  хитростям войны  в  скалистых горах  и  пещерах.  Кроме
политических соображений,  Саакадзе помнил,  как произнес он в день венчания
Тэкле: "Когда-нибудь окажу Мирвану Мухран-батони равную услугу".
     - Шаху не следует напоминать о том,  что не угодно мне, я решил и сумею
оградить князя, - стараясь смягчить голос, произнес Георгий.
     Зураб вскинул глаза на  Нугзара и  больше не  опускал руки  на  широкое
плечо Саакадзе.
     Помолчав,  перешли к  обсуждению приезда Русудан.  Это  был  щекотливый
вопрос.  Приедет Русудан без детей, шах может удивиться. Привезти детей - не
опасно  ли?  Не  захочет  ли  коварный  перс,  подобно  сыновьям  Теймураза,
отправить их в Исфахан? Вот Паата уже задержан в Гандже.
     Вздохнул Нугзар:  если такое замыслил -  и  в  Ананури достанет.  Зураб
особенно злобствовал,  и  странно подергивалась его губа:  шах упорно держит
Нестан  заложницей.  Если  на  семье  Эристави  Арагвских захочет  повторить
предательство с  царем  Теймуразом,  мы  вынуждены будем  стать полководцами
перса или, прямо сказать, рабами.
     - Может, Георгий, так придумать, - сказал Даутбек, - Автандила и Бежана
укрыть в Кватахевском монастыре у отца Трифилия.  Скажем, если шах вспомнит,
сильно заболели,  монахам отдали лечить. Если в Исфахан захочет взять, можно
сказать еще  крепче...  да  живут они вечно!  Через подземный ход проведем в
Кавту.
     Такая мера предосторожности всем пришлась по душе.
     - Иорам,  как  младший внук  княгини Нато,  ей  на  ут