ом оправил стеганый
полухалат, опоясанный широким персидским поясом - джаркеси.
     - Али-Баиндур, щедрый купец и ученый банщик, с одинаковым удовольствием
расстилающий  тонкое  сукно  и  вправляющий  сломанные  кости,  приветствует
почтенных мужей.
     - Хорошо  по-грузински говоришь...  Что  же,  садись,  раз  приехал,  -
подвинулся дед Димитрия.
     - Вот видите,  товар привез,  не  меняю,  все за монеты продаю:  тонкое
сукно для чохи,  мягкие папахи из  Ардебиля,  настойку для волос,  полосатые
чулки, волчьи хвосты для открытия вора, кораллы для девушек, вышитые платки,
целебную мазь  от  зубной боли  и  плохого глаза,  мазь  из  крови удода для
смягчения сердца гзири, серебряную кисею, персидские сладости...
     - Не время товару, война у нас.
     - У храбрых грузин всегда война...  Жаль,  народ беднеет...  Попробуйте
исфаханский шербет, угощаю.
     Али-Баиндур вынул из  тюка  глазированный кувшин,  яркую чашу  и  щедро
оделил всех. Ароматный сок рассеял угрюмость. Заговорили.
     - Шерсть имеем. За целый год отработанная доля лежит. На прошлом базаре
никто не продал.
     - Можем обменять,  -  поспешно перебил дед Димитрия,  - для моего внука
ардебильскую папаху возьму.
     - Волчий  хвост  тоже  возьму,  -  облизывая  деловито  чашу,  проронил
Шиндадзе.
     - Сукно для чохи давно хочу, - нерешительно процедил Шио.
     - Мой  товар -  ваш  товар,  только шерстью не  возьму,  уже  у  князей
Магаладзе большой караван по  дешевке закупил.  Сейчас у  всех князей амбары
шерстью набиты.  Кто  о  вашей  будет  думать?  -  как  бы  сожалея,  сказал
Али-Баиндур, остро всматриваясь в лица стариков.
     - Что ж,  и на шерсть могу и на абазы могу, дав спасибо - царю и гзири,
для сыновей новые чохи хочу, серебряную кисею тоже могу взять, дочки растут,
- самодовольно выпрямился Иванэ Кавтарадзе.
     И  сразу зажужжали о  вероломстве князей,  о  сборщиках,  о непосильной
подати - обо всем том, что постоянно волновало мелких азнауров и крестьян.
     Больше всех  волновался Шио,  никогда не  имевший возможности ничего ни
продать, ни купить.
     - Народ беднеет! А с чего богатеть? Князья всегда цену сбивают. Нацвали
давай, сборщикам давай, гзири давай...
     - А зачем терпите? Уходить надо.
     - А где лучше?  Ты чужой,  не знаешь. Хизани тоже свободный, беги, куда
хочешь... Работал, работал, и все бросай... Какой дурак убежит?
     - Дурак на месте сидит,  а умный ищет,  где лучше. К нам сколько народу
пришло,  все довольны.  Великий шах Аббас целые поселения роздал, хозяйство,
землю,  баранту.  Живи,  богатей.  А  кто посмеет у  нас с крестьянина снять
шарвари и гулять палкой по удобному месту?  -  бросил Али-Баиндур,  вспомнив
любимое наказание персидских ханов - палочные удары по пяткам.
     - Ты что, сумасшедший?
     Все вскочили,  потрясая кулаками,  возмущенные,  перебивали друг друга.
Глаза налились кровью. Али-Баиндур, усмехаясь, поглаживал бороду.
     - Такие шутки плохо пахнут, - прохрипел Шиндадзе, усаживаясь на место.
     - Разве глехи позволят такое дело?  - спокойно начал дед Димитрия. - На
войне рядом деремся, а дома князьям зад будем показывать?
     - Напрасно сердитесь,  разве  вас  князья,  как  буйволов,  в  ярмо  не
впрягают?
     - Если виноваты, пусть наказывает. Князь - хозяин.
     - А хозяин арапником не угощает? - сузил глаза Али-Баиндур.
     - Арапником тоже ничего, кровь у него играет...
     - Сверху может и ударить,  а шарвари у нас каждый сам себе развязывает,
когда ему нужно... - сказал отец Гиви.
     - А  в  Иране каждый сам себе хозяин:  земли много,  скота много,  туты
много, шелк мягкий... кто не управляется - рабов покупает.
     - Зачем покупать?  Азнаур,  если богатый, своих глехи и месепе имеет, -
пробурчал молчавший до сих пор Шио. - Вот у Кавтарадзе много месепе.
     - Почему неправду говоришь?  Не  очень  много.  Что  ж,  они  никому не
мешают.
     - Не  мешают?  -  неожиданно вскочил  дед  Элизбара.  -  А  зачем  твой
проклятый месепе на мою Натэлу смотрит? Я ему голову оторву.
     - По  вашему  закону все  мужчины смотрят на  чужих  женщин,  почему же
месепе не может? - заинтересовался Али-Баиндур.
     - Равные могут смотреть,  а презренные месепе не могут.  Наши дочери за
месепе замуж не выходят,  их сейчас же гзири в  месепе должен переписать,  и
мужчины  не   женятся,   тоже  переписывают...   Никто  не  хочет  в   рабов
превратиться, - охотно разъяснил отец Ростома.
     - А много у вас в поселении месепе? - поспешил спросить Али-Баиндур.
     - Много,  семейств сорок  будет...  Женщины на  шерсти мокнут,  мужчины
камни бьют. Мы месепе в Носте не пускаем, пусть отдельно живут... Пятнадцать
пасох назад сын Гоголадзе на  дочери месепе женился,  большой переполох был,
отец с горя умер. Пусто отдельно живут.
     - А мсахури женятся на ваших дочерях?
     - Мсахури могут...  Только зачем нашим девушкам за неравных идти? У нас
свое дело,  у них свое...  Мы к ним в гости не ходим,  зачем дружбу водить с
чужими? - добродушно сказал азна