лохих известий,  и посоветовал Нино понюхать "мертвые" капли.  По-видимому,
княгиня страдает бессонницей,  иначе чем объяснить ее  ночное путешествие по
замку?  Нино поспешила отплатить за любезность и  посоветовала Баака принять
серную  ванну,  которая способствует умственному просветлению и  однажды уже
оказала услугу оленю и  царю Вахтангу Горгасалу.  Они расстались без особого
желания когда-нибудь возобновить разговор.
     Беседа с  Нари была еще менее удачна.  Нари более часа проклинала Нино,
ее  отца,  деда,  угрожала  дойти  до  родоначальника  Магаладзе,  но  Баака
малодушно сбежал.
     Начальник  замка  привел  его  в  полное  уныние,  Газнели  ударился  в
подробности,   как  ночью  после  совместного  с   Баака  ужина,   на   него
подействовало  сациви  и,  выйдя  за  естественной  надобностью,  он  увидел
мчавшегося с  факелом Баака,  но из-за слабости тела не успел посочуствовать
ему в  общей неприятности.  Баака махнул рукой,  учредив,  особенно за Нино,
тайный надзор.  Выехать из  замка  без  личной проверки Баака никто не  мог.
Шадиман ко всему относился безразлично: по обыкновению, уделял много времени
Луарсабу,  по утрам являлся к Мариам и в присутствии придворных докладывал о
занятиях наследника.  По вечерам часами играл в  шахматы с  Шалвой Эристави,
страстным любителем игры  в  "сто  забот".  Заинтересованный Луарсаб  быстро
изучил правила ходов и с азартом состязался с Эристави. Баака часто видел их
вместе, ибо ради чистого воздуха, по совету Шадимана, играли на балконе.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Когда картлийские дружины достигли Триалетских вершин, лощина, лежавшая
у темных подножий, уже окутывалась влажными сумерками. И казалось, исполины,
закованные в  каменные  кольчуги,  настороженно прислушиваются к  незнакомым
шорохам.  Серо-синие  тени  растянулись на  отлогах  гор.  По  пяти  змеиным
тропинкам,  высеченным  в  нависших  скалах,  тянулись  войска.  Не  стучали
перевязанные тряпками копыта,  не  звенели песни,  не смеялись крепко сжатые
губы.  Небо  свинцовой полоской  давило  лощину,  по  серым  уступам  ползли
кровавые  цветы  дикого  кустарника,  в  провалах  холодная мгла  расстилала
вечерние туманы,  и  только орлы,  распластав острые крылья,  живыми пятнами
парили над угрюмой тишиной.
     Полководцы Ярали и  Захария завалами горных проходов и ловкими обходами
заманили сюда  главные  турецкие силы,  создав  картлийским войскам выгодное
стратегическое положение.
     Перепутанная  цепь  гор  охватывала  долину.  Колючие  заросли,  балки,
мрачные обвалы как будто предназначались для жестоких битв. С востока долина
замыкалась небольшим лесом, дальше желтой змеей скользила к иранской границе
дорога.
     Стоянка царя расположилась на  выступе с  открытым видом на всю долину.
По   решению  военного  совета,   первый  удар  должен  был   принять  Симон
Картлийский.  В  подкрепление к  его  войскам  были  придвинуты  легкоконные
дружины Мераба и  Тамаза Магаладзе и  горийские лучники князя  Джавахишвили.
Правый край до  обрыва Волчий глаз,  сомкнув дружины плотным кольцом,  занял
Нугзар Эристави.
     Мухран-батони расположился на левом краю,  прикрывая западный проход на
Квельту зоркими дротико-метателями.  Заза Цицишвили с  регулярными дружинами
царских стрельцов расположился в окопах, приготовленных землекопами Ярали.
     Полководец Захария с  нахидурской дружиной и с конными,  непобедимыми в
сабельной рубке  тваладскими мсахури  царевича Вахтанга,  прикрывал северный
проход Читского ущелья.
     У  Черного брода в  засаде расположился Андукапар Амилахвари с быстрыми
копьеносцами. Севернее - дружины азнаура Квливидзе.
     Хевсурская  конница,  предназначенная  для  преследования  отступающего
неприятеля, укрылась в глубоких расщелинах.
     Отборную  дружину  царских  телохранителей,   подкрепленную  метехскими
стрельцами,  Ярали выстроил в колонну и повел через лощину,  втиснутую между
горами.  Гулкое цоканье подков, фырканье коней, приглушенные окрики нарушали
тишину.
     Путаницу вызвали скакавшие навстречу всадники.  От  взмыленных коней  и
гикающих тваладцев,  покрытых густым слоем  пыли,  несло  тем  возбуждением,
которое создается близостью крови. Они врезались в гущу, тесня дружинников к
скалистым бокам лощины.
     Посыпались угрозы, но весть, что всадники скачут к стоянке с донесением
о приближении турок, охладила дружинников, изощрявшихся в брани.
     Выйдя из лощины, Ярали повел войска за северные выступы гор.
     Саакадзе с  недоумением спросил Папуна,  зачем  они  туда  залезли,  но
вскоре выяснилось: место, выбранное Ярали, соединялось узкой тропинкой через
горное ущелье со стоянкой царя. По тропинке вытянулась цепь часовых. Молчали
трубы, не перекликались роги, не горели костры.
     Георгий и  Папуна  сидели  на  камне,  свесив над  пропастью ноги.  Они
следили  за  турецкими кострами,  мерцающими по  долине  подобно светлячкам.
Георгий пробегал зоркими глазами горы,  стараясь угадать расположение дружин
азнаура Квливидзе, под знаменем которого находятся его друзья. Он беспокойно
думал,  оправдают ли они звание "барсов",  присвоенное,  по его предложению,
строго  подобранным товарищам  еще  с  буйного  детства.  Обуреваемый жаждой
подвига,  он предвкушал первую битву. Как и вся картлийская молодежь, жившая
на  пограничных линиях,