й  от   легкомысленной
недооценки сил Шадимана Бараташвили.
     - Одна "Черная бурка" -  пик,  а  сколько копий и  клинков в Самшвилде,
главной крепости Барата?  Замки князей этого рода в Энагети, Тбиси, Бетания,
Манакарте,  Дарбасчала и  Дманиси.  В  придачу к  главным крепостям сатавадо
отнесем грозные укрепления Дманиси,  Агумаре,  Квеши. Нелегко отличить крест
от  меча,   когда  думаешь  о   важнейших  фамильных  церквах  и  монастырях
Сабаратиано.  Питаретский и Гударехский монастыри всегда готовы к нападению,
Дманисская и Кедская церкви - к обороне.
     - Ва-ах!  -  изумился Эмирэджиби,  будто сам не видел раньше то,  о чем
услышал сейчас.
     С примесью досады Цицишвили подчеркнул, что не одними огромными землями
завладели эти Барата,  но почти с  самого водворения своего в  Картли сумели
закрепить за  собой наследственно государственную военную должность царского
казначея  -  саларсс  моларе,  а  в  годы,  царствования Луарсаба I  старший
Бараташвили  являлся  неизменно  военачальником одного  из  четырех  садрошо
Картли.
     Не   без  зависти  повели  разговор  о   пользе  такого  деления,   ибо
опустошительные  нашествия  сельджуков,   монголов,  османов,  персов  и  им
подобных в разные столетия нанесли княжеским родам большой урон.
     - Заодно и  царство стонало от бремени тяжелых последствий,  -  буркнул
Липарит,  сверкнув изумрудами семи  колец,  -  не  следует забывать и  жертв
Сабаратиано,    что   страдало   больше   владений   других   князей.   Ведь
опустошительные сражения часто разгорались именно на землях обеих ветвей.
     - Может,  потому Барата из первой и  из второй ветви крепко утвердились
во  главе держателей войск,  отражающих иноземных хищников в  дни войн и  во
главе заговоров в ночи усобиц внутри царства.
     - И  еще  такое  вспомни,   князь  Цицишвили,  что  некоторые  из  рода
Бараташвили были  преданы  царской  власти  и  поддерживали ее  дружинами  и
монетами в  борьбе с  врагами,  приходящими извне.  Другие нередко предавали
власть царя, переходили на сторону врагов, блюдя лишь свои личные интересы.
     - Увы,  сиятельные, справедливость превыше всего! Узким сердцем не одни
Барата страдали...
     Этим  восклицанием Мухран-батони  решил  заключить просвещение князей и
ловко обратил слова, как стаю гончих, на более близкую цель:
     - ...Не замыслил ли Шадиман прибрать к  рукам Метехи,  дабы возвеличить
Марабду?
     Некоторые князья усомнились: скорее он задумал перетащить в Метехи двух
своих сыновей,  вклинит их  в  свиту юного царевича Луарсаба и  этим всецело
подчинит  будущего  царя   Картли  влиянию  фамилии  Бараташвили.   Иные   с
возмущением предполагали:  уж  не  вознамерился ли "змеиный" князь подсунуть
свою дочь Магдану в жены наследнику?
     Ксанский Эристави,  незаметно сжав  талисман -  высохшую лапку удода на
цепочке, вдруг засмеялся:
     - Наконец   его   бесцветная  княгиня  выползет  из   стиснутой  горами
марабдинской норы.
     Не  успокаивалась  Картли.  Высказывалось много  предположений,  шумели
замки,  крутили усы  азнауры,  шептались купцы,  почему-то  спешно  готовили
подковы амкары.  Но ничего из ряда вон выходящего не произошло.  И  князья с
удивлением наблюдали,  как даже в значительные праздники никто из Марабды не
посещал Метехи.  И  когда  через  несколько лет  после  смерти своей  робкой
запуганной матери,  именуемой "бледной тенью",  оба  сына Шадимана сбежали в
Грецию, никто из князей их не осудил.
     Напротив,  узнав о захвате молодыми Барата множества ценностей Марабды,
князья почти вслух хвалили их за догадливость.
     От души смеялись,  когда насмешливый Вахтанг,  придворный царя Георгия,
передал князю Липариту содержание не совсем изысканного прощального послания
сыновей к отцу. Заза и Ило клялись прахом зажаренного барана, что им надоела
зловещая  Марабда,   где  они,   как  брошенные  в   башню  для  малоопасных
преступников,  растрачивали свою  юность  на  погоню  за  черепахами или  на
оскопление пауков.
     Лишь спустя много лет  княжеские фамилии по  достоинству оценили гибкую
политику,   проводимую  в   их   пользу   государственным  мужем   Шадиманом
Бараташвили,  стремившимся укрепить  сильно  расшатавшуюся власть  княжеств,
дабы обуздать ею навек власть царя.

     В  Метехском замке все больше проникались уважением к князю Шадиману за
его  мягкую речь,  обширные знания и  беспрестанно восхищались его  красивым
персидским разговором,  и  никого не  удивляли его частые посещения царского
книгохранилища.  Страсть к  изучению рукописей особенно развилась у Шадимана
года за два до выступления Георгия X на войну.
     Редкостные  рукописи  на  пожелтевшем  пергаменте  и   лощеной  бумаге,
сказания на грузинском, персидском, греческом и армянском языках хранились в
нишах из черного дерева с перламутровыми инкрустациями.
     За  позолоченными решетками выделялся кожаный переплет астрологического
трактата  XII  века,  украшенный  фантастическими  изображениями  двенадцати
знаков зодиака и фаз луны.  Не раз Шадиман объяснял любознательному Луарсабу
содержание красных букв,  и Луарсаб любовался красивым стрельцом, кентавром,
который натягивал лук и  пускал стрелу в свой вздыбленный хвост,  увенчанный
головой рогатого дракона.  Дракон извергал пламя  и  вращал огромным красным
глазом.
     Особенно охранялось Ванское евангелие -  личный экземпляр царицы Тамар.
Над  ровными  рядами  каллиграфических букв,  выведенных золотыми чернилами,
изгибались,  о