и  князей  Андукапара
Амилахвари и Шадимана Бараташвили.
     Псы вынудили нашего доброго царя отдать им сахасо Агджа-Калу, думаю, по
тайному соглашению с  Азис-пашою,  хитрейшим ставленником Стамбула.  Он  уже
несколько раз  тайно переступал границу Картли.  Думаю,  великий шах-ин-шах,
князья  стараются оградить  Картли  от  Ирана.  Агджа-Кала,  укрепленная для
удобства нашего врага,  а  не в  целях охраны царского пастбища,  представит
угрозу лишить Картли покровительства могущественного шах-ин-шаха...
     Преклоняю перед  великим из  великих непобедимым шахом Аббасом голову и
клянусь в верности.
     Раб Георгий Саакадзе.
     Хроникон 296".

     Передавая послание, Саакадзе предостерег:
     - Папуна,  день и ночь скачи в Исфахан,  падет один конь, бери другого.
Послание передай только шаху Аббасу, этому коварному персу, да наскочить ему
к  шайтану на шампур...  Если в  дороге поймают,  послание проглоти и скажи:
поехал искать свободных глехи для ускорения ностевских построек.
     Папуна взял послание, завернул в платок и глубоко заложил в чоху:
     - Хорошо,  дорогой, скажу - это лаваш, и попрошу положить сверху сыр, а
вино Папуна всегда имеет при себе и уложит даже десять непрошеных друзей...

     Тбилисская аспарези  заново  посыпана  свежим  красным  песком.  Вокруг
царской  площадки  выкрашенный в  ярко-синюю  краску  амфитеатр переполнился
зрителями.  Около  царя  на  покрытых коврами скамьях разместились князья  с
многочисленными семьями и  высшее духовенство.  За  ними  в  первых рядах  -
почетные тбилисцы:  мелики,  кед-худы,  уста-баши всех амкарств,  позади них
тесно сидели купцы большие и малые, иноземные купцы и нацвали. И, наконец, в
последних рядах,  почти друг на  друге сидели амкари и  мокалаке.  Остальные
горожане -  "простой народ",  - точно виноградные лозы, свешивались с ограды
аспарези.  Царскую площадку охраняла метехская стража, позади царских кресел
Баака плотной стеной расставил телохранителей.
     Пантера,  устроившись на коленях Луарсаба,  с любопытством оглядывалась
и,  мурлыкая, шарила за вырезом куладжи Луарсаба в поисках любимых лакомств.
Около царя стоял начальник замка с жезлом, рядом с ним - Баака.
     По четырем дорогам на аспарези стекались витязи в доспехах и кольчугах.
     Турнир  начался пышным  выездом князей и  оруженосцев.  Начальник замка
объявил имена состязающихся и порядок состязаний.
     После  джигитовки  Андукапара,  вызвавшего  неистовый  восторг  ловкими
прыжками через мчавшегося ураганом коня, Баака передал царю просьбу двадцати
азнауров со  своими дружинами представить военную игру под предводительством
азнаура Саакадзе.
     Царь быстро обменялся взглядом с Херхеулидзе и подал знак.
     Первым через  восточный въезд выехал Саакадзе,  закованный в  рыцарские
доспехи,  с тяжелым щитом, украшенным серебряным барсом, и мечом, отливающим
стальной синевой.  Под  ним  шахский конь,  сверкая налитыми гневом глазами,
нервно раздувал ноздри.  За грозным всадником гарцевали двести дружинников в
легких кольчугах,  в  малиновых одеждах,  обшитых серебряными галунами,  и в
черных цаги с кистями.
     Саакадзе  осадил  коня  перед  царем  и  склонил  меч  и  щит,   двести
дружинников, одновременно опустив копья, растянули круг.
     Через   южный  въезд  выехали  остальные  азнауры.   Подобно  Саакадзе,
девятнадцать из них,  закованные в латы и кольчуги, склонили перед царем щит
и меч.
     Пятьдесят дружинников Дато в белых куладжах с золотыми галунами и синих
цаги с  кистями растянулись по  восточной стороне круга.  Квливидзе во главе
двухсот  дружинников,  одетых  в  синее  серебром,  занял  позицию  напротив
Саакадзе. Дружина Ростома - в оранжевом, Димитрия - в ярко-зеленом с желтыми
цаги (по настоянию деда), Гиви - в бледно-голубом с коричневыми цаги, Пануша
- в светло-сером,  Матарса - в фиолетовом, Элизбара - в желтом, Даутбека - в
лиловом с зелеными цаги и остальные в разнообразных одеждах занимали места в
строгом   порядке.   "Дружина  барсов"   на   восточной  стороне   развевала
ярко-красное знамя с вышитым серебром барсом и серебряными кистями.
     Полководцем  ностевцев  выехал  Саакадзе,   других  -   Квливидзе.  Они
торжественно провозгласили численность своего  войска:  Квливидзе -  семьсот
двадцать дружинников,  Саакадзе -  четыреста восемьдесят.  Поломанная пика у
дружинников означала ранение,  выбитая - смерть, отнятая - плен. У азнауров:
сломанный меч - отсеченная голова, выбитый - ранение и плен.
     Изумленные зрители  затаив  дыхание  следили  за  начавшимся сражением.
Дружины, разбитые на десятки во главе с онбаши, выступали отдельно. Ностевцы
стремились зайти в  тыл противнику,  но  Квливидзе всюду поставил стражу,  и
флейта поминутно тревожно свистела.
     Полководцы зорко наблюдали за ходом битвы,  от них по аспарези метались
юркие гонцы.  "Убитые и  раненые" отъезжали в тыл своего победителя.  Грозно
стучали  мечи,   крякали  копья,   аспарези  потрясали  воинственные  крики,
смешиваясь с бурными криками зрителей.
     И  если  на  княжеских  скамьях  завистливо  роняли  скупые  замечания,
внутренне возмущаясь, что азнауры осмелились перещеголять в своей интересной
затее князей,  то чем дальше от царской площадки, тем шумнее кипели страсти.
Летели войлочные шапочки, папахи, взметнувшимся пламенем в воздухе кружились
разноцветные  платки,   пронзительные  крики   сливались   с   восторженными
восклицаниями.
     Где-то  держали  па