ам больших держав - Испании и Турции достигло слуха
русийских послов. Они незаметно обменялись веселыми взглядами, но Фергат-хан
почтительно ответил:
     - Не  тревожься,  благородный князь,  наш справедливый повелитель Ирана
устроил приятную встречу послам заносчивых государств,  ибо желание великого
шах-ин-шаха быть в  дружбе и  любви только со  своим величественным братом -
русийским царем.
     Дворянин   Темир   Васильевич,    прославленный   кулачными   боями   в
Замоскворечье,  по  привычке не  мог  держать руки в  спокойном состоянии и,
сжимая и разжимая в огромном кулаке серебряный аббаси, задорно произнес:
     - Его Аббас-шахово величество не  хочет ни  с  которыми государи быти в
такой любви,  што с нашим, а недругов царя всея Руси турских послов допустил
в царствующий град Исфахан,  а как послышал приход нас,  государевых послов,
велел турских послов развести по иным городам, дабы нам не догадаца о ссылке
его Аббас-шахова величества с турскими послами.
     Князь Засекин, подмигнув Темиру Васильевичу, насмешливо глядя на ханов,
добавил:
     - Как  великий  государь  наш  Борис  Федорович  учинился  на   великих
государствах Русийского царствия и  государь наш  к  султану  ни  с  чем  не
писывал,  и  от  турского Магмет-султана присылка к  его царскому величеству
также  никакова не  бывала.  А  как  прибыл гонец  султанский с  дарами и  с
предложением дружбы,  то  великий царь  наш  Борис  Федорович выслал  его  с
бесчестием:  не  взял  даров  и  вместо шубы  послал султану свиную шкуру  и
парчовый мешок, наполненный нечистотами.
     Послы дружно захохотали.
     Видя   изумление  персидских  дипломатов,   дьяк  Иван  Шарапов  охотно
разъяснил,  что  причиной  смеха  является  парчовый мешок,  обязанный своим
содержимым дворянину Темиру Васильевичу Засецкому.
     Ханы  с  тонкой  иронией  одобрили  остроумие  догадливого царя  Бориса
Годунова и  щедрого Засецкого и,  поблагодарив за  приятную беседу,  просили
благосклонно выслушать церемониал приема шах-ин-шахом русийских послов.
     - В непобедимом Иране,  -  веско начал Азис-Хосров-хан, - где царствует
грозный завоеватель многих государств -  великий шах Аббас, все послы других
стран,  которых  удостаивал приемом шах-ин-шах,  падали  ниц  перед  солнцем
Ирана.  Уши великого повелителя Ирана благосклонно будут открыты к  просьбам
послов царя Бориса Годунова выслушать послание мудрого русийского царя не на
майдане, а в Давлет-ханэ шах-ин-шаха.
     На  окаменелых лицах  русийских послов едва  отразилось удовольствие от
результатов проявленной настойчивости.
     Фергат-хан, поправив крупный бриллиант на мизинце, вкрадчиво заговорил:
     - Клянусь Меккой,  благородные послы,  вы родились в четырнадцатый день
луны,  ибо удостоены после приема приглашением на совместный обед с  великим
из великих шахом Аббасом и  на шахский пир,  которым не будет удостоен никто
из иноземцев.  И в знак большой дружбы и любви к северному царю,  мудрейшему
из мудрейших Борису Годунову, грозный повелитель Ирана допустит тебя, князь,
при передаче послания поцеловать его великую шахскую ногу.
     Едва дослушав толмача,  Темир Васильевич вскочил,  и  из  его разжатого
кулака выпал сплюснутый аббаси.
     Будто  раздуваемый кузнечными мехами,  ходил ходуном на  груди расшитый
кафтан.
     Князь Засекин из-под  бровей взглянул на  Темира Васильевича и  перевел
тяжелый взгляд на ханов:
     - Государь наш послов его Аббас-шахова величества зовет к своей царской
руке... у ноги шаха мне не бывать, и в ногу мне шаха не целовывать.
     Ханы,  вспомнив  приказание шаха  по  возможности не  раздражать послов
грозного  соседа,  необходимого для  совместных действий  против  суннитской
Турции,  поспешили уверить русийских послов,  что проницательный шах-ин-шах,
благосклонно выслушав ханов,  пришлет послам достойный ответ на  их  просьбу
допустить их к великой шахской руке.

     Караджугай-хан,  Ага-хан, Эмир-Гюне-хан, Эреб-хан и Карчи-хан сидели на
почтительном расстоянии против шаха.  Выслушав Караджугай-хана о предложении
англичан  укрепить  на  Персидском заливе  гавань  Гамрун  "для  процветания
торговли с Индией" и Эмир-Гюне-хана -  о просьбе Годунова отпустить на север
кахетинского царевича  Теймураза,  задержанного заложником в  Исфахане,  шах
хмуро отложил решение до прихода хана от русийских послов:
     - Необходимо раньше проникнуть в тайные планы московского царя, а потом
ответить и  дальновидным англичанам и  дальновидному Годунову.  Из-за  одной
веры  он  не  будет таскать через горы в  подарок грузинским царям хвостатые
шубы.
     - Ибо сказано,  - тонко вставил Эмир-Гюне-хан, - глаза его открыты, как
у бухарского менялы.
     Шах улыбнулся. Советники одобрительно посмотрели на "веселого" хана.
     Решив  до  приезда Али-Баиндура не  принимать послов  Годунова,  ш