одошел к нему и наименовал 
его Иннокентием III. Джиованни-Лотарь еще не был епископом, он даже не имел 
рукоположения. Для него было сделано такое редкое исключение, священнический 
сан он принял уже после.
Для папского трона он казался весьма молодым, что не прошло незамеченным. 
Торжественная коронация привлекла массу народа, в среде которого новоизбранный 
был очень популярен. Рим горел огнями, на папскую процессию сыпались цветы. В 
первой же проповеди папа обра¬тился к народу, будто призывая его на освящение 
своих планов; он льстил толпе и очень скоро получил существенные знаки ее 
расположения.
Аристократия, наоборот, мешала свободе действий первосвященника, она привыкла 
заправлять народной силой. В Риме властвовали нобили, императорский префект был 
их орудием— он передал свои права сенату, который, часто идя врозь с 
пожеланиями народа, юридически действовал от его имени, будучи независим от 
папы.
Иннокентий с первых же дней подчинил себе все враждебные ему и враждовавшие 
между собой элементы. Префект поклялся служить ему беспрекословно и отдавать 
полный отчет во всех делах — императорский меч заменила папская чаша. Иноземные 
претензии, хотя и номинальные, были уничтожены совершенно: город стал папским. 
Народ поддержал такое начало, исходившее от столь популярного лица. Сенат стал 
действовать уже не от имени народа, а от лица папы: первый сенатор дал присягу 
оберегать личность папы. Монархическое начало восторжествовало. Упрочив свою 
власть в столице, Иннокентий обратился к делам в Италии. Немецкие бароны, 
посаженные Генрихом VI, были вынуждены покинуть папскую область. Флорентийские 
города организовали свой союз, но и там были сильны папские симпатии. Не прошло 
и года, как папская область достигла своих крайних пределов, в Италии было 
возрождено национальное чувство. Но укрепляя свои материальные средства, 
Иннокентий III тем самым показывал, что в своей теократической системе он будет 
держаться решительного образа действий. Что честолюбие присуще ему, это заявил 
он еще с первых дней, но его эгоизм был эгоизмом великой души: он хлопотал не в 
личных интересах, а во имя торжества своей веры; он не обещал мира своей 
политикой, хотя стремился к нему. Свою систему папа проводил в жизнь с пылом 
человека, обуреваемого светским честолюбием.
Иннокентий III, как и другие папы, для достижения своих целей злоупотреблял 
религией. Следуя римской политике и забываясь в увлечении, он порой уклонялся 
от прямой дороги, но в нем никогда не угасало понятие о высшей справедливости. 
В первые же дни своего папства он следующим образом высказывал свою 
политическую доктрину:
«На нашем попечении, лежит забота о процветании церкви. И жизнь и смерть наша 
будут посвящены делу справедливости. Мы знаем, что наша первая обязанность 
блюсти права всякого, и ничто не заставит нас уклониться с этого пути... Перед 
нами великое обилие дела, ежедневные заботы о благе всех церквей, мы потому не 
более как служители слуг божьих, согласно с титулованием нашим. Но мы верим, 
что волею Божией возведены из ничтожества на этот престол, с которого будем 
творить истинный суд и над князьями, и даже над теми, кто выше их» 6.
Иннокентий сдержал свое обещание. После Гильдебранда он был самым смелым 
деятелем на папском престоле, но он был гораздо счастливее Григория VII. Наряду 
с решительностью и отвагой он обладал редкой чистотой побуждений, чуждый личных 
стремлений и честолюбия. Великие исторические деятели, которые претворяют в 
жизнь свои идеи и политические системы, не стесняются в способах достижения 
цели и исполнения возложенной на них роли, их воодушевляет один помысел — 
воплотить свои идеалы в реальность. Благо тем политикам, которые с блеском 
подвигов соединяли безукоризненность его выполнения, но нельзя осуждать и тех, 
которые не могли найти иных средств, не выходя из условий современности. 
Иннокентий III не составляет исключения в ряду великих людей истории. 
Нравственная чистота его личного характера не подлежит сомнению, она принесла 
ему высокий духовный авторитет и способствовала успеху его теократических 
планов.
В то время для исполнения предназначений папской власти требовался именно 
политик с талантами Иннокентия, ум которого охватывал всю громадную арену 
деятельности — от Исландии до Евфрата, от Палестины до Скандинавии. То, что 
составляло предмет задушевных дум Гильдебранда, было совершено Иннокентием III. 
За все время его восемнадцатилетнего правления не было факта европейской 
истории, который бы прямо или косвенно не испытал на себе влияния папы.
Всевидящее око первосвященника проникало как во дворец императора, так и в дом 
робкого горожанина на краю Европы. Поэтому переписка Иннокентия служит 
главнейшим источником для изучения истории его времени; миновать этот источник, 
имеющий достоинство государственных актов, нельзя, о какой бы то стране ни шел 
разговор. Для Иннокентия на всем Западе не существовало человека слишком 
бедного, слишком ничтожного, и, наоборот, властителя слишком влиятельного. 
Могущество папы в большинстве случаев опиралось на силу духовного авторитета и 
лишь в том деле, которое послужит предметом данного сочинения, было подкреплено 
силой оружия.
Таков был человек, с которым предстояло бороться альбигойцам и который сыграл 
главную роль в их истории.
Познакомившись с Иннокентием III, сделаем по возможности сжатый обзор тех 
отношений, которые сложились у него с европейскими государями.

     Политическое состояние Европы в начале XIII столетия
      
      То было время, когда судьбы государств нередко подчинялись политике пап. 
Император германский не мог быть императором, не будучи коронован папою. 
Отношения к королям французскому и английскому слагались под влиянием расчетов 
римской политики, а не из почтения к их силе. Ненасытное честолюбие Иннокентия 
III, возбуждаем