так 
страстно ненавидимым ими.
Если самые напряженные усилия Святого Бернара оказывались бесполезными, если и 
его могучее слово не действовало на еретиков, то никакие иные убеждения и 
доводы не могли достигнуть цели. Правда, биографы знаменитого проповедника 
говорят, что еретики бежали при его появлении даже из Альби и Тулузы, что народ 
встретил его восторженно, но эти уверения принадлежат к числу общих мест и не 
подтверждаются ни другими свидетельствами, ни последующими событиями. Тем более 
это относится к Лангедоку, где, повторяем, отступничество от католичества и 
даже христианства сделалось тогда явлением довольно обыкновенным, а переход в 
ересь — обыденным.
      Крайний, так называемый албанский, толк катарства господствовал в 
епархиях Тулузы, Альби, Каркассона, Комминга и Аженуа, короче, во всей старой 
Готии, и в области Альбижуа по преимуществу. Смягченных воззрений здесь 
держались немногие. Народ, сочувствуя катарам за их чистую жизнь, назвал их 
«добрыми людьми» — Воnshommes, и это столь лестное для них название еретики 
навсегда оставили за собой. Их враги, думая уязвить их любимое занятие, 
прозвали еретиков ткачами — Тisserands, Техеrands, а на севере их часто 
называли публиканами, ошибочно смешивая это учение с павликианским, о котором 
католики знали со слов крестоносцев, вернувшихся из Малой Азии 80. Общим и 
часто употребляемым названием для того времени было «еретики тулузские». 
Несколько позднее их стали изредка называть болгарами, в знак происхождения 
учения, сделав в следующем столетии из этого слова сокращенные формы: Виgares, 
Вugres, так как и название Болгарии звучало как «Воugrie». Когда дело еретиков 
уже было проиграно, то их имя стало позорным прозвищем. Наконец, в 1181 году 
впервые появляется знаменитый термин «альбигойцы» в хронике лемузенского аббата 
Готфрида 81, для обозначения главного и самого обширного центра ереси.
      Но в середине XII столетия, на котором мы остановили рассказ о 
распространении ереси на Юге, тамошние ее последователи всех толков пока и чаще 
известны были под именем «еретиков тулузских» или «провансальских», так как они 
говорили на языке Прованса. Так их называет и собор, состоявшийся в Туре в 1163 
году. Здесь епископам и всем духовным властям предписано с особенной 
бдительностью наблюдать за верующими, ограждать их от общества зараженных, и 
особенно от проповедников ереси, которые сим каноном предавались в руки 
светской власти, лишались имущества и вообще покровительства законов. Самое 
легкое наказание для еретиков было заключение. Это, впрочем, относилось к 
Северу, где ересь еще можно было » подавить определенными мерами. В свою 
очередь, католическое духовенство Прованса решило оказать сопротивление 
альбигойской пропаганде. Силой бороться было нельзя. Оставалось сразиться 
словом. Знаменитые вожди, отцы и учителя катаров, были призваны в 1165 году на 
публичный  диспут в город Ломбер.
Ломбер, расположенный неподалеку от Альби, был любимым центром окружных 
еретиков. В нем находились их духовные власти, такие их проповедники, как 
Сикард, Селлерье и Оливье, архиереи катаров. Этот-то город, или, как тогда 
называли, замок, и был назначен местом состязания. По приглашению епископа 
Альбийского Жеральда туда прибыли: Констанция, жена Раймонда V Тулузского, 
Раймонд Тренкавель, виконт Альби, Безьера и Каркассона, Сикард, 'виконт Лотрека 
и много других феодалов. Почтенные горожане из Альби и окрестных мест, консулы 
и члены муниципалитета, богатые торговцы постепенно стекались на это 
увлекательней шее зрелище, столь живо всех интересовавшее и своей 
оригинальностью и великими последствиями, которых от него ожидали. В самом деле,
 на чьей стороне правда, кто одолеет, кто завтра приобретет успех, а с ним и 
будущее? Между духовными лицами было только лангедокских епископов шесть 
человек и много аббатов. Альбийский епископ Жеральд председательствовал на 
собрании.
Напрасно упоминать, что из массы присутствовавших вельмож и граждан 
значительная часть открыто исповедовала учение катаров и такая же часть 
симпатизировала им в душе, красноречие пророков могло привлечь остальных. Между 
тем, зная крутой и неуступчивый нрав ересиархов, щожно было сказать, что собор 
не приведет к благоприятному исходу. Ненависть еретических проповедников ко 
всему атолическому была слишком велика, чтобы противники могли прийти к 
какому-либо компромиссу или тем более примирению.
Действительно, еретики с первых же слов показали свою решительность. Католики 
хотели вести дело в форме допроса, противная партия гордо отвергла это и 
потребовала равноправного состязания. Католическое духовенство не смело 
сопротивляться и, уступая общему желанию присутствовавших, согласилось даже 
назначить посредников с той и другой стороны. Наконец, условившись о правилах 
диспута, председатель объявил собор открытым.
Тогда поднялся епископ Жоселин, один из католических ораторов, и спросил 
еретиков, принимают ли они Библию; ему отвечали, что принимают только Новый 
Завет, а Ветхий отвергают. «В чем же состоит ваше верование?» — спросили их. 
Они не хотели отвечать. Потом были предложены вопросы о крещении детей, о 
таинстве Причастия. Альбигойцы заявили, что последнее может быть совершаемо 
одинаково как духовным лицом, так и мирянином; подробнее они не пожелали 
распространяться. Так же сдержанны они были в вопросе о браке. Наконец, они 
доказывали, что больной может исповедоваться даже у мирянина. На вопрос же, 
достаточно ли только одного раскаяния или необходимы добрые дела в смысле 
искупления, они отвечали текстом из послания апостола Иакова: «Признавайтесь 
друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтоб исцелиться: много 
может усиленная молитва праведного» (Послание Иакова, V, 16), прибавляя, что, 
точно следуя наставлению, они не могут считать себя выше апостола, как делают 
некоторые епископы католические. Дождавшись, таким образом,