й и наконец 
убитый своим могучим братом. Снизойдя в ад, Иисус приковал Сатанаила, но не 
избавил род человеческий от его происков. Отныне людям, дабы достигнуть 
спасения, необходимо бороться с плотью. Совершив свою спасительную миссию, 
Иисус вернется к пославшему его, с которым он и святой Дух сольются воедино, 
зло исчезнет, никакого иного Бога не станет, кроме бестелесного, но 
человекоподобного верховного Существа.
Вскоре мы увидим, что все это учение, конспект которого приведен нами, почти 
дословно было перенято большинством альбигойцев. Мы убедимся, что в форме 
религиозного вольнодумства проявился великий вклад славянской мысли в 
дальнейшую общеевропейскую историю.
      Но прежде чем перейти к изучению альбигойства в его последнем и 
главнейшем виде и к его распространению под двойственным влиянием старого 
манихейства и нового богомильства, мы должны остановиться на одном интересном 
литературном и историческом памятнике, дающем ключ к сравнительному изучению 
богомильства и альбигойства. Труды богомильских богословов до нас не дошли, так 
как книги последнего из великих его проповедников, Константина Хризомата, были 
сожжены по определению константинопольского собора 1140 года, но «слово» 
пресвитера Козьмы, современника славной эпохи болгарского царя Самуила??, 
согласное со свидетельствами латинскими и греческими, своим складом, типичной 
манерой обличения, может достаточно заменить отсутствие других документов, 
особенно с нравственно-практической стороны учения. Памятник этот, дошедший до 
нас в русской редакции, может быть, еще XI века, издан отрывочно в «Загребском 
Архиве», а целиком и с тщательностью в «Православном Собеседнике». Он 
распадается на две существенные части: «Слово святого Козьмы пресвитера на 
еретики препрение и поучение от божественных книг» и «О церковном чину слово». 
Для нашей цели необходимо рассматривать их как одно целое. Обличение Козьмы, 
как современника, довольно ясно решает вопрос об отношении богомилов к 
провансальским еретикам и о непосредственной связи последних с первыми.
      С первых же строк Козьмы виден серьезный и опытный взгляд на ересь, ему 
современную. Автор жил во время самого широкого распространения ереси, он 
помнил самого Богомила и экзарха Иоанна. Он сознает искусство еретиков и тайную 
силу их влияния. Они «словно овца образом, кротки и смиренны, и молчаливы, 
бледны обликом от лицемерного поста, лишнего не рекут, не смеются громко, не 
любопытствуют, хранятся от чужих, и все творят тайно, так что, не узнав их, 
крестим с правоверными, хотя изнутри они суть волки и хищники». Сам обличитель 
сознается в их искусстве действовать на людей, сознается, что «многие пойдут за 
нечистотой их. Ибо мнят себя сведущими в глубинах книжных и хотят толковать, на 
свою пагубу».
Эти отверженные, опасные для православных своим умением проникать в душу 
обращаемого, часто твердили в укор им:
«Отчего живете не так, как то велено, как к Тимофею писал Павел. Не видим вас 
такими, но все противное тому творят попы, упиваются, грабят, и нет никого, кто 
воспрепятствовал бы их злым делам... Но что, говорят еретики: мы Бога призываем 
молениями... Мы более вас Бога молим, и бдим, и молимся, а не живем в лености, 
как вы».
Главные догматы богословского вероучения о самостоятельности и могуществе 
дьявола, создавшего мир, приводят обличителя в ужас:
«О некотором немного поведав, об остальном помолчу... рассказывают некие басни, 
которым учит отец их диавол, неподобно будет лжи их перед вами открывать». «Вам 
же, еретики, кто сказал, что Бог не сотворил всю сию тварь? Бог и нас и все 
видимое и невидимое сотворил. Ваши же мысли и словеса диавол всеял, не найдя 
места под небесами, он свил гнездо в ваших сердцах...» «Больше того, — замечает 
он в другом месте, — и над свиньями диавол не имеет власти, тем более над 
человеком, сотворенным рукой Божьей. Часто слышим от ваших, беседующих: почему 
Бог попускает власть диавола над человеком? Но эти словеса — суть детские и 
нездравы умом. Ради своих целей Бог попустил диаволу сеять мысли злые в 
человеческих сердцах... По воле диаволовой, они говорят, существует ныне все: 
небо, солнце, звезды, воздух, земля, человек, церковь, кресты, и все достояние 
Божье диаволу передают, и все, что движется на земле, и одушевленное и 
бездушное, называют созданным диаволом... Христа называют старейшим сыном, 
меньший же, который изменил Отцу, диаволом стал... И того дьявола нарицают 
творцом и создателем земных веществ, и его же считают тем, кто повелел человеку 
иметь жену и есть мясо и пить вино; и просто похулив все наше, сами себя 
считают небесными жителями, а женящегося человека и живущего в миру зовут 
слугами маммоны».
Желая доказать всю неосновательность таких требований от мирского человека, 
Козьма обращается к своему любимому источнику, посланиям Павловым, убежденный в 
успехе довода, и говорит:
«Видите ли, еретики, святого Духа речь сию, глаголющего, насколько законный 
брак чист и разрешен Богом, и что пища, и питие в меру не послужат к осуждению 
человека».
Так же основываясь на авторитете апостолов, аргументируется и осуждение 
отрицания богомилами Ветхого Завета. «Если и апостолам не имеете веры, то вы 
более неверны, чем поганые, и зловреднее бесов».
Ввиду свободомыслия противников и имевшегося у них разнообразия доводов 
обоюдное положение борющихся сторон было неравносильно.
«Какую неправду вы видите в пророках, почему хулите их и не принимаете книг, 
написанных ими? Каким образом называете себя любящими Христа, а прорицания о 
нем святых пророков отметаете? Пророки ведь от себя ничего не говорили, но как 
им велел святой Дух, так и возвещали нам».
О кощунстве еретиков над Богоматерью, «которую они не чтут, но много о ней лгут,
 их речи и ложь нельзя даже излагать в этой книге», сообщает одно из мест. Как 
ни подобны бесам еретики, но, впрочем, бывают они злее самих бесов:
«Бесы ведь креста Христова боятся, еретики же ломают кресты и делают из них 
свои орудия. Бесы боятся образа Господня, на доске изображенного, еретики же не 
кланяются иконам