иепископ; каждый гражданин должен 
был, вступая в общину, давать клятву в повиновении консулам и обещать не 
противиться собственному избранию в консулы. Когда Прованс попал под власть 
императоров, то один из них передал свои вассальные права арльскому 
архиепископу??. Граждане не желали становиться в подчиненное отношение к 
духовному лицу; они всегда полагали видеть в нем советника, но не властителя. 
Духовенство тогда не пользовалось уважением провансальского общества. Между тем 
папы Целестин III и Иннокентий III своими решениями по этому вопросу еще более 
вооружили граждан Арля против архиепископской власти. Это было причиной к 
постоянным неудовольствиям, к столкновениям с духовенством — элемент, 
благоприятный для усиления последователей альбигойских ересей.
      Подозрительное отношение к духовенству существовало и в Авиньоне, там в 
городской конституционной хартии было постановлено доносить на тех священников, 
которые с кафедр будут говорить что-либо неблагоприятное для городских властей. 
Вообще, горожане, будущее третье сословие, представляют собой элемент, который 
не всегда может быть в ладу с Церковью. Политическая свобода и богатство 
приносили городам самостоятельность, а она удаляла их от подчинения тому 
высшему авторитету, который представляло духовенство, противореча притом своей 
же жизнью претензии на нравственный авторитет. Церковь вырастила опасную для 
себя организацию; она предлагала народу вольности, и они прекрасно укоренялись 
в нем; она сочувствовала им до тех пор, пока не приметила важности той 
моральной и физической силы, которая в них заключалась. Тогда Церковь стала 
пытаться отобрать назад эти вольности и сопротивляться всем новым.
В Дофинэ, например, духовенство решительно заявило об изменениях в своей 
политике. В Гренобле и Вьенне продолжали существовать остатки слабой 
муниципальной организации; цеха там долго отстаивали коммунальное начало среди 
общего преклонения провинции пред Церковью и феодализмом. Но прошло два 
поколения, и свобода там была уничтожена. На Юге это было не так легко. Там 
слишком сжились со свободой и идеей коммуны. Там надо было сражаться оружием, и 
война альбигойская достаточно потрясла городское самоуправление, в чем и 
зак-|лючается ее политико-государственный смысл.
Таким образом, как раз к тому времени, когда в самом религиозном убеждении 
граждан и дворян совершалось некоторое брожение, поддерживаемое патриотической 
пропагандой, легкостью нравов, богатством, тяжелым впечатлением от неудачи 
крестовых походов, в успех которых прежде так слепо верили, сеть больших и 
мелких городов, промышленная и торговая деятельность которых наполняла Юг такою 
пестротой жизни, представляет, с государственной стороны, следующие явления.
Каждая община могла вооружаться для защиты своей чести и безопасности, как 
против соседних общин, так и против феодальных баронов, которые имели замки в 
пределах ее территории. Община сама заключала торговые трактаты и союзные 
договоры с другими городами, равным образом с чужеземными, например 
итальянскими. Суд отправлялся консулами, независимыми от графов и феодалов. 
Консульство наблюдало за порядком, за общественной безопасностью, одним словом, 
сосредоточивало в себе все административные обязанности; оно было потому 
облечено властью делать все необходимые распоряжения. Оно вникало во все 
отношения граждан между собой и всюду привносило в частную жизнь необходимый 
порядок и законность.
Консулы имели при себе советы, более или менее многочисленные и составленные из 
разных классов общества. Консулам подчинялись чиновники, назначенные ими же для 
исполнения разных обязанностей по делам муниципии; они представляли собой в 
общем власть исполнительную, подобно тому, как консулы, взятые в целом, 
обладали законодательной функцией. Верховенство графов и баронов оказывалось 
потому только номинальным. Это были почетные люди, жившие будто на жалованье у 
городов, которые содержали их вместе с двором и семейством, титуловали их ради 
древнего происхождения родов, но в сущности обращались к ним самим, к их 
вассалам и рыцарям только в случае внешней опасности.
Эти сюзерены, имевшие свои виды и цели относительно вассалов, были весьма 
снисходительны, когда дело касалось городов. Тут честолюбивые попытки вызывали 
волнения и часто наказывались скорой и жестокою расправой. Граждане Безьера в 
1161 году умертвили в церкви своего виконта Тренкавеля, который, вероятно, стал 
стеснять их свободу, причем жестоко избили своего епископа. Жители Лиможа 
выгнали английского короля из своего города. В Марселе среди белого дня один 
зажиточный горожанин напал на виконта Тюренна и посадил его в башню. Как бы в 
предостережение другим, иногда площади городов орошались кровью буйных дворян и 
рыцарей, хотя редко доходило дело до тех диких схваток, которые составляли 
обыкновенное явление в современных республиках итальянских.
Будто в благодарность за умеренный дух и политическое бескорыстие своих 
властителей, города были расположены к их интересам, если они не касались 
вопросов о внутренней свободе общины. Они поддерживали их в таких случаях всеми 
силами. Когда у тех и у других вышел разлад с Церковью, силы, враждебные Риму, 
естественно, должны были сплотиться, как никогда прежде. Соединенные, они 
оказали геройское сопротивление, полное высоких подвигов храбрости и примеров 
самоотвержения. Опасность от Рима грозила одинаково и государям Юга, и его 
городам. За графа тулузского, заподозренного в ереси, его верные города 
погибали среди пожара и разрушения, грабежей и потоков крови. Поэты-горожане 
плачут об унижении и падении могущественных графов, а благородные трубадуры, 
дети гордых феодалов, государей Юга, грустными и полными отчаяния стансами 
провожают величие «царственной» Тулузы, порабощаемой папским Римом.
На частном быту городов, вследствие их самостоятельной истории, отразился, в 
общем, совершенно своеобразный среди окружающих явлений феодального насилия и 
произвола отпечаток. В общинах все введено в рамки законности. Обычные 
постановления старых коммун сохранились