й-либо системы в 
человеческом общежитии — все это стало исходной причиной организации новых 
коммун и закрепления старых.
      В ту эпоху, которой современно появление и особенное распространение 
альбигойской ереси, Италия вступала в период городских общин. То же движение, 
подготовленное собственной историей, начинается в Гиенни, Лангедоке и Провансе. 
Юг Франции в государственном отношении можно определить страною консульств, в 
юридическом же — страною права, писанного по преимуществу, «ordre de dreg», — 
как говорят провансальцы. Внутреннее управление городов, выходивших из-под 
власти епископов, строилось почти по одному образцу. Разница в большем или 
меньшем числе сановников; распределение же функций законодательной, судебной, 
административной одинаково.
      Муниципальное городское управление с перевесом консульского элемента 
существовало с теми же признаками в Лангедоке, Венессене, Провансе, Гаскони, 
Беарне, Наварре, Фуа и Руссильоне, как в Гиенни, Перигоре, Оверни, Лемузене и 
Ла-Марше. Идея муниципии не замирала на Юге, когда за нее боролись граждане с 
епископом, стремившимся к абсолютизму, и потом феодальный барон, соперничавший 
с тем же епископом, за право господства над нею. Впрочем, чаще епископам 
суждено было поддерживать в городах начало избирательное. Они сжились с долгой 
историей южных муниципий и служили защитниками тех римских форм, которые в них 
преемственно передавались. С епископами городам чаще всего приходилось иметь 
дело; они утверждали своей святой санкцией должностных лиц и самое право 
выбирать их. Так было, например, в городе Альби еще в 804 году.
Графы, хотя и посаженные Каролингами, не всегда могли одолеть эту нравственную 
и политическую силу. Тем более крепок был союз, что в иных местах сами епископы 
были выбираемы общинами, ибо этот обычай проистекает в сущности из 
евангельского учения. Так было в первых веках в Арле, Авиньоне, Апте, Эре, 
Бордо, Бурже, Клермоне, Гаппе, Лиможе, Узесе, Везоне, Вивьере, Магеллоне (22). 
Упоминаются в документах также Альби, Нарбонна и Тулуза. Позже это стали 
главные центры ереси.
      После отнятия Римом прав выбора среди южных республик образовалась глухая 
оппозиция. Не санкцониро-ванные папой выборы епископов народом продолжались до 
середины XII столетия; последний записанный в источниках выбор народом был в 
Узесе в 1150 году??. Четвертый Латеранский собор 1215 года своей 24-й статьей 
счел нужным канонически уничтожить это право, так дорогое лангедокцам. Но до 
него и после историческая традиция южан самостоятельно избирать епископов 
служила одной причин к протесту против Рима.
      Сами епископы ценили этот обычай: выборные, они лривыкли  иметь дело 
непосредственно со своим городом и потому не всегда исполняли папские 
распоряжения относительно еретиков, которыми были полны города Юга.  Примером 
такой привычки, обратившейся в обычай, служат акты, заключаемые епископом в 
разгар альбигойской войны и по окончании ее прямо с городскими сановниками, 
между которыми, конечно, были и  еретики, так как устав не отчуждал  их от 
исполнения общественных и гражданских обязанностей.
Альбижуа был центром ереси, там при святом Бернаре Клервоском почти все 
граждане были еретики, и вместе с тем эта страна была средоточием гражданской 
свободы. Раньше всех городов лангедокских в Альби в 1035 году узнают сословие 
буржуазии, и постепенно этот термин из города Альби переходит в акты южных 
общин. В Каркассоне буржуа известны в 1107 году; в Кастре говорят о них в 1150 
году. Здесь же дольше всех сохранилась апостольская взаимная дружба между 
общиной и ее епископом, который является ее защитником и представителем. Потому 
местные епископы легко могли забывать свои духовные обязанности, и тем быстрее 
католическая Церковь могла смениться иноверным исповеданием. Такие характерные 
явления засвидетельствованы документами. До нас дошли: договор 1220 года между 
городским епископом и консулами Альби относительно общественной безопасности; 
документ 1236 года между епископом Дю-рандом, по воле и с одобрения мудрых 
мужей и всей общины Альбигойской о налогах и многие другие.
Опираясь на сочувствие епископов к установившемуся самоуправлению, южная община,
 подчинившая себе гордых феодалов, выросла без тех кровавых внутренних 
потрясений, которые сопровождали рост общин северной и средней Франции. 
Управление везде было разделено между дворянами и горожанами мирным образом; и 
те и другие одинаково служили общине. Без кровопролития не обошлось только в 
Тарасконе, где междоусобия продолжаются аж до XIII столетия, и только в одном 
Бринолле исключительно господствовала дворянская партия.
      Тем не менее на южных коммунах лежит аристократический отпечаток. Здесь 
демократия не восторжествовала как в итальянских республиках, где часто человек 
знатный за заслуги возводится в торговое сословие (popolo grasso) и где список 
купеческий в глазах общества был почетнее рыцарского. В Провансе, напротив, 
бывали обратные примеры. Здесь видим торжество аристократических принципов, 
здесь демократия пользуется только уступкой. И в политической, и даже в 
литературной деятельности выступают на первый план бароны, рыцари, вельможи. 
Они и трубадуры, они и защитники особенностей Юга, они и еретики. Оттого здесь 
раньше замер республиканский дух, оттого он не дал столько экономических и 
духовных богатств и такой обильной государственной практики.
      То, что близость Италии известным образом действовала на государственную 
жизнь Лангедока, подтверждает эпоха образования консульских должностей в 
городах. Близость к Ломбардии ускоряла эту реформу. В Арле консульство было 
введено в 1131 году, в Монпелье — в 1141, в Ниме — в 1145, в Нарбонне — в 1148. 
Но во всех этих и других городах до итальянских консульств были свои учреждения 
и сановники, которые отправляли такие законодательные, административные и 
полицейские обязанности, которые позже сосредоточились в консульствах. Было и 
то