анцузы 54.
      Легаты согласились. Мост был поднят. Войско начало готовиться к бою. На 
открытом воздухе была совершена последняя месса. Симон стоял на коленях и 
усердно молился, два дурных предзнаменования не смутили вождя, при всем его 
суеверии. Во время молитвы его наплечники лопнули и кираса упала, но он 
спокойно велел принести другую. Когда он встал и садился на лошадь, конь 
взвился и опрокинул всадника на землю. При колоссальной фигуре Монфора это 
могли видеть из неприятельского лагеря — они подумали, что атлет погиб, и 
воздух огласили крики радости. 
Это обстоятельство послужило только на пользу Монфору.
       — Вы видите, — говорил он своим, оправляясь, — я остался жив. Значит 
Богу угодно даровать мне победу. А вы, — указал он на тулузцев, — вы кричите и 
радуетесь, но, клянусь Господом-победителем, я оглашу воздух криком, который 
настигнет вас у самых стен Тулузы 55.
      Ему предлагали сосчитать крестоносцев.
       — Не надо, — отвечал он. — Нас достаточно, чтобы с Божьей помощью 
победить неприятеля.
      Действительно, силы были далеко не равны. Надо отметить, что на бурном 
заседании тулузского капитула решено было идти всем владеющим оружие в лагерь 
королевский; многие последовали этому зову, как ни пугали их оробевшие, что 
французы страшны на войне, что у них «львиные сердца». Таким образом, в 
альбигойской армии вместе с пехотой собралось более пятидесяти тысяч. У Монфора 
же не было и одной тысячи рыцарей, пеших он вообще не вводил в дело, да и было 
их очень мало — нескольку сотен; им приказано было охранять мост.
Епископ тулузский Фулькон благословил крестовых рыцарей, каждого отдельно. Но 
епископ Комминга прервал его и, осеняя крестом все воинство, воскликнул громким 
голосом:
       — Грядите во имя Христа, я порукой вам, что в день последнего суда грехи 
каждого, павшего в этом бою, буду прощены, глава его покроется венцом 
мученическим, а сам он причастится жизни вечной.
      Рыцари начали обниматься, как в предсмертный час, и поклялись помогать 
друг другу во время боя. Ворота растворились, и крестоносцы, распустив знамена, 
встали против альбигойцев.
А там, на совете, благодаря настояниям короля, ибо он прекрасно умел говорить, 
решено было немедленно дать сражение. Предложение Раймонда окопаться не было 
уважено.
      В это время в арагонском стане совершалась необычная сцена. Какая-то 
неодолимая сила увлекла дона Педро в решительные часы; он хотел сражаться как 
простой всадник и не узнанным померять свои силы с Симоном Монфором, который 
стал так ненавистен ему. Потому он предложил своему приближенному рыцарю Гомесу 
обменяться мантией, броней и оружием??.
— Я найду тебя, Монфор! — воскликнул он, с обнаженным мечом поскакав к своим 
благородным рядам, блестящим сталью шлемов и доспехов.
      По примеру крестоносцев король разделил ряды своей кавалерии на три 
части: в авангарде стал граф де Фуа, в центре сам король, а в резерве Раймонд 
Тулузский. На возвышении, за рядами войск, виднелась стройная фигура еще очень 
молодого человека, но уже в рыцарских доспехах, окруженного небольшой свитой с 
тулузскими гербами; это был сын графа тулузского, будущий Раймонд VII. Он на-за 
ходом битвы, нетерпеливо ожидая начала боя. 
Монфор же, как опытный полководец, встал в арьергарде своей армии, дабы 
контролировать ход боя. Впереди крестоносных знамен носился Верль д'Энконтр, в 
центре командовал изменник Букхард де Марли.
Вот подан сигнал, и альбигойцы, предводимые графом де Фуа, уверенные в 
многочисленности своих войск, заранее рассчитывавшие на успех боя, атаковали 
французов; за ними неслись каталонцы. С привычным искусством встретили 
крестоносцы этот налет и отразили его. Граф де Фуа повторил атаку, но 
крестоносцы, точно испуганные, не допустили его до рядов, повернули коней и 
понеслись назад в предместья Мюрэ. По тесным улицам города они выехали в поле и 
помчались в тыл атакующим. Прежде чем альбигойцы въехали в предместье, они были 
уже отрезаны. Сперва де Фуа не мог понять, кто и откуда сражается с ним. «Как 
пыль, гонимая ветром на широких полянах» рассеялись крайние ряды альбигойцев от 
стремительного удара крестоносцев, налетавших с флангов. Смешение началось и 
между альбигойцами, которые скоро были вытеснены из предместья; победители, 
преследуя их, помчались к арагонскому центру, где по знамени можно было 
приметить короля.
Здесь их встретило сильное сопротивление. Началась беспощадная сеча. Гром 
оружия, стук и шум ударов был столь же силен, рассказывает летописец, слышавший 
об этом бое от очевидцев, как шум, производимый падением целого леса под 
ударами множества топоров56. 
      Сопротивление альбигойцев и арагонцев было отчаянным; прорвать 
неприятельский центр крестоносцы не могли, но де Марли успел произвести 
смятение на левом крыле. Король примчался на поддержку своим, он хотел сомкнуть 
разорванные ряды; началась борьба насмерть. Сражающиеся знали, что от этого 
момента зависит успех и слава битвы, а может быть, и судьба крестового похода. 
Под стук мечей и ржание коней раздавались крики: «Аrаgon, Тоulouse, Foiz, 
Comminges!»; девизом их противников было страшное слово «Montforte». Скоро все 
перемешалось. Бились один на один, не думая о товарищах. Облака пыли не 
позволяли различать предметов и сражающихся. 
      В густых толпах арагонцев, которые спешили поддержать своих, виднелась 
статная фигура воина в золотых доспехах, с позолоченным щитом; на шлеме его 
сверкала корона из драгоценных камней. По всему вероятно, думали французы, это 
был король. Два рыцаря, Ален де Руси и Флоран де Билль, давно прорывались к 
нему, одолевая все препятствия. Ударом палицы мнимый король был вышиблен из 
седла. Легкая победа и упавший шлем вывели рыцарей из заблуждения. Дон Педро 
был близко: он искал Монфора, но не находил его между сражающимися. Увидав 
своего друга в опасности, он поспешил ему на выручку.
       — Король перед вами! — воскликнул он, поднимая забрало и вызывая 
противников. Но, попав в самое жаркое место боя, он со свитой был увлечен в 
сторону.
      Два рыца