, - у слияния 
Нила и Таниса. То же препятствие остановило короля Иоанна тридцатью годами 
ранее. Как и в 1221 г., турки укрепились на другом берегу Таниса, у города 
Мансуры. Франки попытались сначала перекрыть русло плотиной, но течение сносило 
мол, в то время как турецкие стрелы пронзали возводивших дамбу рабочих. Потом 
они соорудили две chats-chateaux, или башни, перекатывающиеся по бревнам, и 
восемнадцать камнеметов, чтобы защитить работы. Турки быстро дали отпор, 
подкапывая берег напротив плотины, чтобы сохранить ширину русла, и сжигая башни 
при помощи "греческого огня". Этот предвестник зажигательной бомбы посеял 
панику в рядах крестоносцев. 
      Франкам пришлось противостоять двум военачальникам первой величины: эмиру 
Факреддину, другу императора Фридриха II, и Бейбарсу, мамлюку монгольской крови,
 победителю христиан при Газе. Когда старый султан Айюб умер, его кончину 
тщательно скрывали, и эти два командующих обеспечили защиту страны. 
      Накануне последнего дня масленицы, который пришелся на 8 февраля, перед 
крестоносцами предстала новая линия обороны, когда некий бедуин показал им брод 
через Танис на одно лье ниже лагеря. Король решил воспользоваться этим на 
следующий день; в авангард он поставил тамплиеров, командовать первым отрядом 
назначил графа Артуа. Сам же следовал с главными силами войска, тогда как на 
страже лагеря оставался герцог Бургундский. 
      Когда король и все прочие, кто снялся переходить реку, оказались в полях 
за лагерем, повелел король абсолютно всем, - и знатным, и простым, никому не 
осмеливаться покинуть ряды, чтобы каждый держался своего отряда и чтобы отряды 
стояли один подле другого в совершенном порядке; и когда первые перейдут реку, 
пусть они подождут на берегу, пока король и все прочие одолеют переправу. Когда 
король так приказал и построил свои отряды, сарацин повел их к броду. Они нашли 
брод много опаснее, чем полагали, ибо берега были крутыми, изобилующими с одной 
и с другой стороны трясиной и илом, и вода опаснее и глубже, чем сказал им 
сарацин, так как им пришлось пустить своих лошадей вплавь <...> Не было там 
среди них никого, кто бы хорошо выбрался, не испытав великого страха утонуть 
прежде, чем он оставит переправу за собой. [460] 
      Согласно Жуанвилю, первые отряды обнаружили отряд из трехсот турок, 
выстроившихся на другом берегу. 
      Отдали приказ, чтобы орден Храма составил авангард, а отряд графа Артуа 
стал бы вторым после ордена Храма. Случилось же так, что едва граф Артуа 
перешел реку, как он и все его люди ударили по туркам, которые отступили перед 
ними <...> Орден Храма передал ему, что он поступает с ним очень низко, 
поскольку должен следовать за ним, а он идет впереди; и его попросили 
пропустить их вперед, как было решено королем. Случилось же, что граф Артуа не 
смог им ответить из-за монсеньора Фукана де Мерля <...>, который не слышал того,
 что графу говорили тамплиеры, так как был глухим, и кричал: "На них же! На 
них!" Когда тамплиеры увидали все это, то подумали, что будут опозорены, если 
позволят графу Артуа идти перед собой. Итак, они вонзили шпоры, кто сильнее, 
кто слабее, и разогнали турок, которые бросились бежать от них через город 
Мансуру. [461] 
      Неожиданность была полной. Сарацины спали или ели. Эмир Факреддин 
выскочил из купальни обнаженным и вскочил на лошадь, которая понесла его сквозь 
ряды крестоносцев, где он и был убит. 
      И когда наши увидели, что они свершили по собственной воле <...>, то 
начали преследовать безрассудно, и без совета, и без какого-нибудь решения. Тут 
брат Жиль, великий командор ордена Храма, добрый рыцарь, и благочестивый, и 
смелый на войне, и мудрый, и прозорливый в подобных делах, сказал графу Артуа, 
чтобы он велел своим людям остановиться и собраться вместе, и дождаться короля 
и прочих, которые еще не перешли и реку. А еще брат Жиль хорошо говорил, что 
они и совершили один из наиболее великих храбрых поступков и великих подвигов, 
какие только были совершены задолго до этого в Заморской земле, и посоветовал 
еще, чтобы они отступили к сарацинским боевым машинам перед плотиной, ибо, если 
они будут их гнать, будучи столь распыленными и разрозненными, то сарацины 
соберутся вместе и легко их разобьют, поскольку собранных там, перед взором 
сарацин, людей было мало. Один рыцарь, имени которого мы не знаем, бывший с у 
графом Артуа [не прикрывает ли эта формула самого Роберта?], ответил таким 
образом: "Тут всегда будет мало волчьей шерсти. Если бы тамплиеры и 
госпитальеры, и прочие в этой стране захотели бы, земля давно бы была 
завоевана!" Те же, что там были, говорили графу Артуа: "Сир, разве вы не видите,
 что турки полностью разбиты и что они отступают вовсю? Не будет ли великим 
злом и великой трусостью, если мы не изгоним оттуда наших врагов?" Граф Артуа, 
возглавлявший авангард, охотно соглашался на преследование и сказал Жилю, что 
если он боится, то пусть остается. Брат Жиль ответил так: "Сир, ни я, ни мои 
братья не боимся. Мы не останемся. Так что мы пойдем с вами, но истинно знайте, 
что мы сомневаемся, доведется ли вернуться и нам, и вам. [462] 
      В этот момент прибыло десять рыцарей, доставивших приказ короля 
дожидаться, когда он подойдет. Но Роберт Артуа не захотел ничего слышать и, 
пришпорив коня, двинулся по улицам Мансуры. Когда его рыцари и рыцари ордена 
Храма на взмыленных лошадях, с расстроенными рядами, доскакали до другого конца 
города, то очутились перед гвардией мамлюков под знаменами с "шествующими 
львами" эмира Бейбарса. 
      Атака крестоносцев захлебнулась. Отброшенные на улочки Мансуры, 
перекрытые баррикадами, они падали под стрелами и камнями, которые в них 
бросали с крыш. Ни один не вышел оттуда. Триста рыцарей-мирян погибли вместе с 
графом Артуа. "Орден Храма, как потом мне говорил магистр, - пишет Жуанвиль, - 
потерял восемьдесят вооруженных всадников <...>" 
      В это время центр и арьергард войска перешли брод и появились у