|
Гуго де Пейен находился в Type в обществе Фулька Анжуйского, покуда тот
готовился к отъезду в Палестину, где предстояла его женитьба на наследнице
Иерусалимского королевства. [42] [*9] До отъезда по морю с графом Анжуйским в
1130 г. Гуго назначил Пейена де Мондидье магистром во Франции[43]. И тот,
по-видимому, отправился в Париж, хотя мы и не обнаруживаем следов командорства
в этом городе до 1137 г., даты восшествия на престол Людовика VII. [44] Другой
брат ордена Храма (возможно, это Жоффруа Бизо, провансалец, если судить по
имени) обосновался в Лангедоке.
Радостная и изысканная культура, слишком быстро разрушенная Альбигойскими
войнами, расцвела в Провансе в течение XII века. Литература, искусство, нравы
опережали культуру северных провинций подобно тому, как смена времен года на
юге обгоняет север. Жизнь хранила еще некоторый отпечаток классического. Но и
здесь, как везде, страна была разрезана на фьефы различного размера, а
центральная власть, способная их объединить, отсутствовала. Однако и
раздираемые феодальными войнами Прованс, Лангедок, Руссильон и Аквитания
обладали общей территорией, которая могла бы стать основой обширного
средиземноморского государства, чуждого Франции, обращенного, быть может, к
Испании. Ибо во всех отношениях Лангедок был намного ближе к испанским
королевствам, чем к Иль-де-Франсу. И именно из Тулузы в 1064 году начался самый
первый крестовый поход, но не на Ближний Восток, а в Испанию, чтобы освободить
Барселону от мавров. [45]
В душе провансальцев соединялось множество качеств, способных сблизить их
с новым рыцарским орденом: вкус к приключениям, риску, а также та неотступная
мысль о смерти, которая так часто придает горьковатый привкус поэзии трубадуров.
Но следует также сказать, что графы Тулузские и Барселонские сразу же осознали
пользу и военное значение ордена, а также выгоду, которую они могли отсюда
извлечь.
В течение десяти лет, минувших со времени Собора в Труа, вовсе не в
Палестине, а в Лангедоке вырос орден Храма. Рыцари, сражавшиеся под черно-белым
знаменем, одержали свои первые победы над испанскими маврами. И Граньена, и
Барбара - замки сарацинской марки - свидетели того, как проявило себя новое
рыцарство.
Два противоположных влияния сказывались на жизни ордена Храма, в уставе и
орденских узаконениях. Вначале господствовал аскетический и мистический дух
севера и запада Франции, областей Клюни и Сито, дух великих святых XI века,
Гуго де Пейен родился в шампанской семье, Годфруа де Сент-Омер был фламандского
происхождения. Отцы Собора в Труа прибыли из диоцезов Реймса и Санса. Это
находит свое выражение в латинском уставе, более монашеском, нежели
воинственном, и особенно в "Похвале Новому Воинству", составленной аббатом
Клервоским для тамплиеров ок. 1130-1136 гг. В этом цистерцианском направлении
проявилось влияние первого магистра. Но впоследствии, при его преемнике Робере
де Краоне, смотревшем более широко на будущность своего ордена, в его среде
получит распространение дух южного рыцарства. Он воплощается в куртуазности,
изяществе, в часто проявляемом желании, чтобы все делалось красиво и искусно, в
пристрастии к прекрасным лошадям, прекрасньм доспехам, прекрасным платьям. В
сущности, здесь сказывается средиземноморское влияние. Статуты XIII в. - это
настоящие рыцарские трактаты. И возможно, развитый у тамплиеров культ Божией
Матери - всего лишь отражение более плотского восхищения трубадура своей дамой.
О Жанне д'Арк Ш. Пеги сказал, что нельзя быть одновременно святым и
рыцарем, ибо существует глубокое противоречие между законами чести и законами
святости. Хотя для XV в., когда рыцарские обычаи превратились в правила игры,
делавшие войну приятной для знати, эта идея и справедлива, она гораздо менее
приложима к эпохе тамплиеров, когда господствовала весьма возвышенная концепция
рыцарского долга. В тамплиерах много достаточно дерзкого желания соединить оба
состояния (духовное и рыцарское); таинственное и немного тревожное обаяние
устава отчасти и вызвано напряженными усилиями разрешить это противоречие.
Именно в Тулузе, между 1128 и 1132 гг., состоялась одна из первых
публичных церемоний сбора средств в пользу тамплиеров. В некотором роде можно
воссоздать ее по записи коллективных парений, сделанных по этому случаю. [46]
В центре события - кафедральный собор, где Папа поручает епископам
оказать достойный прием рыцарям, посланным с миссией. В первых рядах восседают
сеньоры Альбигойской провинции, одетые по моде того времени в длинные платья с
расширяющимися рукавами, рубахи из тонкого полотна, в бархатные или парчовые
штаны. Их башмаки - из кордовской кожи, с длинными и загнутыми носами, а у
некоторых сеньоров на руке в перчатке сидит сокол. Дамы в длинных блузах из
восточного шелка, на их уложенных косах - легкие вуали. И рыцари и дамы
наряжены в просторные бархатные плащи, расшитые по краю и подбитые мехом.
Позади - горожане и горожанки, как им и было положено, - в одеждах из темного
сукна, подбитых овчиной или дешевыми мехами, но с золотыми или серебряными
цепями. Деревенские жители - мелкий люд - толпились в глубине, в то время как
жонглеры, нищие, калеки выпрашивали милостыню у врат.
По окончании мессы тамплиер в облачении своего ордена - белом, с
капюшоном, плаще, не несущем еще красного креста на плече, поднявшись по
ступеням кафедры, обращается к собранию. Быть может, это брат Жоффруа Бизо или
брат Гуго Риго, имя которого столь часто встречается в провансальских грамотах.
Рыцарь рассказывает собравшимся о происхождении ордена, об обетах братьев, об
их суровой и трудной жизни, бедности, нехватке оружия и даже одежды, которая
могла бы защитить от холода и солнца Палестины.
Приношения не заставляют себя ждать. Раймунд Рате с семейством по
собственной воле даруют ордену Храма "все вла
|
|