ужия. «Эймерик и Гильом-Шабер де Барберано предают 
свои и души и тела воинству, и, когда они покинут мир, они оставят лошадей и 
оружие»™. Этот отказ от вооружения и коней символизирует отречение от мира.
        Братья монастыря; члены братства, участвовавшие в деятельности ордена, 
часть которых жила в командорстве, а другие заведовали там хозяйством или 
занимались иными делами; люди всякого положения, свободные и зависимые, которые 
через дарение ad hominem и скромное пожертвование обеспечили себе 
покровительство ордена Храма как на небе, так и на земле. Довершим картину 
семьи тамплиеров, упомянув батраков, ремесленников, возниц, писцов и нотариев, 
которые просто выполняли наемную работу для ордена. В одном ракте 1210 г., 
составленном в Велэ, присуствуют подписи возницы Пьера, сапожника Мартена, 
пастуха Этьена и повара Пьера101. В Гардени, в Каталонии, прецептор монастыря 
вознаграждал услуги общественных нотариев и окрестных священников, составлявших 
подобные документы. В этой связи уточним, что иногда сами тамплиеры были в 
состоянии составлять эти акты. Около сотни таких документов из картулярия 
Сельва в Руэрге написаны братом-тамплиером102. 
        Тем не менее не станем сейчас об этом распространяться. Огромное 
множество тех, кто вступал в орден Храма, и, шире, тех, кто ему жертвовал, были 
выходцами из мелкой и средней аристократии. В Ваоре список благодетелей, 
естественно, возглавлял сеньор этой области, могущественный граф Тулузы; но 
позади него рука об руку шли сеньоры Сен-Антонена и рыцари Пена, рыцари Монтагю 
и духовные лица из местных церковных учреждений (которые набирали своих монахов 
из той же благородной среды). В Монсоне все известные командоры происходили из 
аристократии Комменжа, и все феодальные семейства графства, по примеру графа 
Додона, вступившего в Орден в 1172 г., внесли свой вклад в расцвет ордена. В 
Велэ семьи Ла Рош-Ламбер, де Фойе, де Марман, де Дальма, все имеющие корни в 
этом регионе, поставляли прецепторов, братьев-рыцарей и братьев-капелланов. Еще 
более красноречив пример области Сельве в Руэрге. Тамплиеры присутствовали там 
примерно с 1140 г., а в 1148 г. там было учреждено командорство. Открытое 
несогласие разделило самые могущественные и богатые сеньориальные семьи, 
благоволившие цистерцианцам, и рыцарей из мелкой аристократии, которые населяли 
и обогащали этот дом Храма. Первые находились в постоянном общении с Нижним 
Лангедоком и его городами Безье и Нарбонном; они осознавали сущность феодальных 
отношений и заказывали свои документы на латыни. Вторые, менее знатного рода, 
жили в рамках своей среды и обладали дофеодальным менталитетом. Их документы 
составлялись на провансальском языке. Цистерцианские аббаты были новоприбывшими 
в этой области, в то время как все прецепторы тамплиеров были уроженцами 
Руэрга103.
        В Каталонии у ордена Храма были тесные связи с родами средней знати, 
вроде семей графов Урхеля и Торроха, причем член последней, Арно, магистр 
Монкады — одной из провинций Прованса-Испании — с 1180 по 1184 г. являлся 
великим магистром ордена. В Англии мелкая знать обеспечивала существенную часть 
рекрутов, в то время как в Шотландии тамплиеры выходили, главным образом, из 
той нормандской знати, которую король Давид привел из Англии104.
        Соображения, на которые ссылались люди, предлагавшие Храму самих себя и 
делавшие ему пожертвования — эти две вещи всегда сочетались друг с другом, — 
демонстрируют оригинальные черты наряду с традиционными. Я рассмотрю их вместе 
с движением дарения. Здесь я остановлюсь лишь на самых обычных из них и на 
некоторых исключениях.
        Обычная мотивация, которой по всему христианскому миру 
руководствовались те, кто приносили пожертвования и дарили самих себя, 
подразумевала спасение души и освобождение от грехов.
        Были и исключения в виде нескольких сомнительных «обращений», вроде 
истории шотландца, «Гильома, сына Гальфрида, который, предпочитая праздность 
труду», уступил в пожизненное пользование ордену свою землю в Эспертоне 
(возможно, из владений своей жены). За это он, по-видимому, получил возможность 
спокойно жить в доме Храма105. И разве не было капельки тщеславия в том, что 
Ричард де Аркур, который сделал пожертвование монастырю Сент-Этьен в Реневилле, 
стал тамплиером и завещал написать на своем надгробии, расположенном на хорах 
церкви, следующую внушительную эпитафию: «Здесь покоится брат Ричард де Аркур, 
рыцарь командорства рыцарей Храма, основатель монастыря Сен-Этьен»?106
        Имели место, особенно в XIII в., решения, связанные с политической и 
религиозной конъюнктурой своего времени. Вероятно, лангедокские рыцари, 
подозреваемые в причастности к катарам или просто боявшиеся подобных обвинений 
в свой адрес, вступали в орден из предосторожности. Достоверных фактов на этот 
счет не существует, но следует поставить вопрос, не поэтому ли во время 
процесса против ордена было выдвинуто обвинение в ереси.
        Ссоры Фридриха II с папской властью — не говоря уж о разногласиях того 
же Фридриха с орденом Храма — оказали влияние на набор в орден. В 1220 г. папа 
признал Фридриха II императором; тем самым он отринул тех, кто отстаивал 
интересы папства в королевстве Сицилия, государем которого и был Фредерик. 
Дезориентированные сторонники папы покорились королю, бежали или скрылись. 
«Были и те, которые вступили в орден Храма»107.
        Тщательное изучение набора в орден Храма, и шире, движения дарения 
показывает со всей очевидностью, что удивительный успех детища Гуго де Пейена 
говорит о его полной приспособленности к особенностям западного рыцарства — 
социальной и ментальной среды, выкованной Церковью.
       
       Прием в орден
        
        Теперь последуем за тем, кто стучит у ворот одного из домов Храма