ной барон не выглядел опечаленным, более того, он выразил 
радость по поводу того, что будет избавлен от необходимости находиться со мною 
под одной крышей.
— Хм. Отчего же так?
— Рыцари из соседних келий донесли ему, что я, по их мнению, еженощно вступаю в 
сношения с дьяволом.
Брат Гийом немного помолчал, продолжая идти под темными платановыми сводами.
— Я догадываюсь в чем тут дело, но, тем не менее, шевалье хочу дать вам совет.
— Охотно приму его.
— Не бравируйте этим.
— Чем именно?
— Тем, что вас подозревают в сношениях с дьяволом. Все-таки встречаются еще 
люди, которые не смогут понять вас правильно.
Шевалье кивнул.
— Понимаю. Собственно, я и не бравировал, я просто был точен.
— Но оставим это, — машинально перекрестившись, сказал монах, — обратимся к 
вашему поручению Вам надлежит немедленно отправиться в Агаддин.
— Агаддин?
— Что вас так удивило?!
— Нет, нет, просто вырвалось.
— Это одна из самых восточных крепостей ордена. Собственно, вам нужна не сама 
крепость, чуть севернее ее, в часе примерно пути — там уже начинаются предгорья 
— есть источник с сарацинским названием Эль-Кияс. Христиане его зовут 
истечением св. Беренгария. Неподалеку от этого истечения имеется постоялый двор.
 Там вы найдете человека, которому передадите вот это, — монах протянул рыцарю 
туго свернутый кожаный свиток.
— Постарайтесь, чтобы никому больше он не попал на глаза, понятно?
— А как я узнаю этого человека?
— Он сам вас узнает.
— По этому? — шевалье провел рукой по лицу.
— Нет, конечно. Мы ведь не могли знать заранее, что приор де Борже пришлет 
именно вас. Вы просто оденетесь соответствующим образом.
— Мне придется снять плащ?
— Разумеется. В тех местах одинокому воину Храма лучше не показываться.
На лице шевалье вырвалось сомнение.
— Но мне, — неуверенно сказал он, — не раз говорилось, что рыцарский плащ…
— Все-таки, вы слишком примерный ученик. Я начинаю понимать барона де Борже. 
Вам не только придется снять плащ, но, если вы вдруг окажетесь в кругу людей 
ордену тамплиеров не симпатизирующих, вам придется отзываться о нем самым 
уничижительным и, даже оскорбительным образом, если этого потребуют интересы 
дела и обстоятельства вашего поручения.
Монах подошел вплотную к стене, выбрал место нагретое солнцем, и положил ладони 
на теплый мох.
— Внешняя, ритуальная преданность это просто, это для наших крикунов и пьяниц. 
Истинное служение иногда незаметно глазу. Вы меня понимаете?
— Я понимаю вас. Знак принадлежности к ордену тамплиеров легче носить на плаще, 
чем в душе.
— Мой оруженосец, останется здесь?
— Оруженосец ваш останется здесь, ибо путешествовать вы будете не как рыцарь. И 
ничего, разумеется, ему не рассказывайте, ибо оруженосцы болтливее баб, — 
сказал брат Гийом. — Если вы не хотите, чтобы его поскорее повесили, держите 
его в полном неведении относительно ваших дел.
Шевалье кивнул.
— Как он, кстати, устраивает вас.
— Пожалуй.



ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ДВОЙНИК

На этот раз в катакомбах при госпитале св. Иоанна собрались все участники 
заговора, за исключением короля. Все были несколько возбуждены, никто не сидел, 
все прохаживались, разговаривали о чем-то несущественном, выражали 
неудовольствие тем, что приходится ждать. Ждали Д'Амьена. Он беседовал в 
соседнем помещении с кем-то из своих тайных агентов. И патриарх и де Сантор, 
конечно же, и даже Раймунд с Конрадом понимали, что лишь дело астрономической 
важности могло заставить великого провизора вести себя столь невежливо по 
отношению к ним. Понимание этого заставляло их нервничать все сильнее.
Наконец тот появился.
Насколько позволяло судить катакомбное освещение, вид у великого провизора был 
не столько расстроенный, сколько сосредоточенный. Это, отнюдь не приподнятое 
настроение передалось и остальным.
Граф предложил всем сесть, сам же остался стоять.
— Господа, наше сегодняшнее регулярное собрание, волею некоторых обстоятельств, 
превращается в чрезвычайное.
— Что случилось, граф? — спросил патриарх, оказавшийся нетерпеливее других.
— Только что мне доложили — умер Луций III.
Все задвигались, кто-то закашлялся, у кого-то вырвалось — «о, господи».
— Таким образом то, что мы считали делом будущего месяца, становится делом 
ближайшей недели.
Раймунд спросил.
— Как вы думаете, де Торрож, тоже уже знает о этой смерти в Риме.
— Мой гонец утверждает, что прибыл на сицилийском корабле вчера в Аскалон. 
Вместе с ним из числа тех, кто высадился на берег, еще двое немедленно наняли 
лошадей и поскакали по иерусалимской дороге. Одного он догнал и убил.
— Ну, а второй сейчас отсыпается в тамплиерском капитуле, смею вас заверить. К 
тому же я убежден, что этот корабль не единственный, что привез вчера эту 
новость в Святую землю, — недовольно сказал Конрад Монферратский.
Д'Амьен спокойно кивнул.
— Смешно было бы всерьез рассчитывать на то, что де Торрож целый месяц будет 
находиться в святом неведении. Через три дня каждая собака в Палестине будет 
знать о смерти папы. Меня больше занимает другое. Оказывается, неясно, отчего 
умер Луций. То ли от апоплексического удара, что, учитывая его комплекцию, 
вполне возможно, то ли от яда.
— Это сильно меняет дело? — спросил Раймунд.
— О, да. Если его отравили, значит заговор в курии действует, и мы, так сказать,
 находимся на верном пути. Если гибель — случайность, — то мы встаем пе