с видимой неохотой сказал:
— Я еще не решил, как это объяснить эмиру дейлемитов. Я скажу тебе об этом 
завтра.
Сеид-ага мгновенно засобирался, не прибегая к обычным в таких случаях 
церемониям. Когда его увели в колоннаду, сын султана тут же выразил свое 
удивление тем, что его отец, всегда учивший его — благородство превыше всего, 
свел дружбу с этой шайкой бешеных собак, для которых нет ничего святого.
Султан не стал возражать сразу, не стал оправдываться, хотя все, что говорил 
сын, было правдой.
— Я воспитывал из тебя воина, теперь начинаю воспитывать из тебя государя, — 
сказал он. — Я не говорил, что править — это приятное занятие, вроде изюбровой 
охоты. О мерзостях этой секты я знаю не меньше тебя, я знаю о них такое, от 
чего у правоверного мусульманина встанут волосы на голове. Но, поскольку я не 
могу их победить, я вынужден с ними договариваться.
— У нас сорок тысяч всадников в Сирии! — воскликнул принц.
— Да, — подтвердил Ширкух.
— Даже если я брошу их всех против ассасинских замков, понадобятся годы, чтобы 
выпотрошить эти орлиные гнезда. А в это время персы и назореи будут спокойно 
наблюдать за развитием событий и готовить осуществление своих замыслов. Нельзя 
быть таким наивным, сын мой.
— Но я…
— Но ты еще не дослушал. Ты ведь знаешь, что ассасины не воюют в чистом поле, 
они сражаются при помощи кинжала и страха, который вызывает этот кинжал. Многие 
сельджукские султаны рассуждали также, как ты. Они поднимали свою армию, но не 
успевали даже приблизиться к стенам ассасинских замков, их всегда настигал 
золоченый кинжал, или яд, или стрела.
— Это я знаю, — вздохнул Саладин.
— В прежние времена бороться с ними было невозможно. Но даже гранитная скала 
под воздействием времени дает трещину, что же говорить о созданном людьми? 
Несколько лет назад в секте произошел раскол. Старец Аламута, что неподалеку от 
Казвина, не может поделить власть со старцем Алейка, доверенного негодяя 
которого вы только что видели перед собой. Доверенный скорпион второго прибудет 
завтра, и я сделаю так, что они увидят друг друга. И когда это произойдет, мне 
станет намного легче разговаривать с каждым из них. Хозяин Аламута будет 
подозревать меня в сговоре с хозяином Алейка, и наоборот. Собственная 
подозрительность будет теми оковами, что свяжут их по рукам и ногам.
— И они отдадут нам Мосул?
— Конечно. Хозяин Аламута будет думать, что это к невыгоде хозяина Алейка. Тот, 
в свою очередь, получит от меня доказательства того, что присоединение славного 
города к короне потомков Шади — нож острый для сидящего в Аламуте. Оба будут 
мне содействовать, хотя оба собирались мешать. Старец Синан через своего уродца 
уже пытался мне намекать, что недоволен нашими приготовлениями под Гимсом.
— И ты его не зарубил? — удивился Ширкух.
— В любом случае он посол, — развел руками султан, — а потом, это убийство все 
равно обернулось бы против нас. Или тебя, дорогой брат, или тебя, возлюбленный 
сын, рано или поздно настиг бы их кинжал.
— Даже в лагере, полном наших мерхасов? — не поверил отцу Саладин.
Тот, кряхтя, с помощью подоспевших слуг сменил позу.
— Я уже говорил, что в руках у них не только кинжалы, но и страх, а он разит 
быстрее острия. К тому же они имеют многочисленных союзников, которые не 
обязательно носят белые кафтаны с красными поясами. Каждый тайный исмаилит 
является их пособником. Я не поручусь даже за то, что среди моих ближайших слуг 
нет их скрытых союзников. Поэтому, сын мой, не обнаруживай своих намерений ни 
перед кем, сколь бы высоко он не стоял, и как бы ни были велики его заслуги в 
прошлом. Даже мой верный Камильбек остается в неведении относительно моих самых 
тайных замыслов. То же самое я посоветовал бы тебе относительно твоего лекаря.
— Маймонида?
— Именно.
— Это было бы слишком, отец.
— Ничего не слишком в мире измены и в мире зла, и все недостаточно в мире добра.
 Когда-нибудь они будут поражены наподобие ядовитых гадин, ибо сказано в 
Коране: «Разве они не знали, что Аллах знает их тайну и скрытые разговоры, и, 
что Аллах — знающий про сокровенное». А пока им дозволено поганить землю, нам 
надлежит сделать так, чтобы исходящий от них вред был возможно меньше. И для 
этих дел сабля и лук не лучшие помощники.
— Ты мой отец, — сказал Саладин, — я знаю, что ты желаешь мне добра. Но то, что 
я узнал сегодня, слишком удивительно и неожиданно для меня. Мне нужно… 
привыкнуть.
Султан улыбнулся.
— При въезде в город, справа от ворот, ты вероятно видел лекарню, там сидит 
сейчас много людей с обмотанными ногами.
— Да, — сказал Ширкух, — это решт, червяк-волос.
— Правильно, червяк-волос, проклятие здешних мест, он прокусывает кожу и весь 
забивается под нее, чтобы вытащить его целиком — а бывает он больше локтя в 
длину — сначала вытаскивают кусок хвоста и наматывают на камышинку. Очень 
осторожно. Каждый день его вытягивают на длину ногтя, не больше, иначе он 
порвется и останется в теле. На ночь камышинку с намотанным волосом приматывают 
тряпками. Вот сейчас я, на твоих глазах ухватил за кончик хвоста ядовитого 
ассасинского червяка. И не сердись на меня за то, что я не позволяю тебе 
рвануть его изо всех сил.
Принесли баранину для воинов и фрукты для правителя, он давно уже не мог есть 
ничего, кроме фиников и инжи