сти стать ни при каком стечении обстоятельств.
Шевалье делано удивился.
— Не вижу, что могло бы помешать столь простому делу. Не соображения мезальянса 
же. Простите, граф, вы ведь не трубадур безлошадный, ваши предки…
Много уже было выпито вина и слишком было велико отчаяние, охватившее сердце 
графа. Совокупность этих темных причин разродилась большою откровенностью.
— Вы не понимаете, брак со мною будет для принцессы морганатическим. Она 
навсегда потеряет право претендовать на королевскую корону, а графской ей не 
довольно.
Мозаичное лицо де Труа, осыпанное игрой огненных отблесков, превратилось вообще 
в нечто зловещее. Но граф не интересовался обликом собеседника, он смотрел в 
костер и корчащиеся в пламени ветки казались ему отражением его собственных 
душевных мук.
— Н-да, — сказал шевалье, — теперь я начинаю догадываться, эти письма, что 
передала вам госпожа Жильсон…
— Разве я говорил вам, что она передала мне письма?
— Извините, граф, но вы не слышите самого себя. Так вот, в этих письмах…
— Что там гадать, это признания Изабеллы Гюи Лузиньянскому.
— В любви?
— Н-нет, не сказал бы. Это скорее признание в том, что она готова выйти за него 
замуж.
— Но это огромная разница!
— В любом другом случае, кроме этого. Мне плевать на Гюи, это ничтожество я 
могу растереть в щепоти. Я ревную ее к трону. Этот неодушевленный предмет, 
намного опаснее многих человекоподобных негодяев.
В костер подкинули хворост, жар стал нестерпимым, пришлось отсесть от огня.
— Но ведь это дела дней миновавших. И даже ваша экстравагантная ревность к 
трону должна бы лишиться пищи. Трон женился на Сибилле.
Тяжелейший вздох был ему ответом.
— Так-то оно так, но только на первый взгляд. Я сам было, обрадовался этому 
обстоятельству в надежде, что мои дела с Изабеллой не могут не устроиться, раз 
эта четырехжальная заноза изъята.
— Так что же случилось еще?
Граф задумался.
— Как вам объяснить. Все стало еще хуже. Став более недоступным, трон, стал 
более желанным. Я это чувствую. И если раньше такое направление ее мыслей меня 
сердило, то теперь пугает. То есть, спасенья нет.
— Видит бог, вы спешите с выводами.
— Не-ет, — помотал головой граф, — я все же не такой слабый человек, каким 
представляюсь вам во время этого разговора. Я уже почти принял решение.
— Вы хотите сказать…
— Да, именно сейчас, когда все кажется так хорошо, все так безоблачно, следует 
сделать то, что я задумал. Да, я уже почти принял решение, — граф произнес это 
так, словно уговаривал сам себя.
Де Труа всплеснул руками.
— Но это же безбожно, — голос ли рыцаря Рено из Шатильона я слышу, или нервного 
юноши? Что вы собираетесь предпринять? На что вы почти решились? Ведь принцесса 
любит вас, и я никогда не поверю, что она сможет променять собственное счастье 
на…
— Да причем здесь вы, сударь, — мрачно сказал граф, — это дело было и остается 
только моим. А если вы хотите быть адвокатом Изабеллы, то прошу вас приступить 
к вашим обязанностям немедленно. Я не задерживаю вас больше у своего костра.
— Но, граф.
— Су-ударь, — почти проревел Рено.
Де Труа медленно встал, изо всех сил стараясь казаться мрачным, а внутренне 
ликуя. Узелок, казавшийся столь запутанным и затянутым, уступал первому 
прикосновению мастера.
Больше всего шевалье занимал вопрос, сколько у него времени на окончание 
затеянного предприятия. Когда следует опасаться нового нападения посланцев 
Синана. В том, что таковые воспоследуют, он не сомневался. Одно из непреложных 
условий ассасинского ордена — человек, приговоренный имамом к смерти, должен 
умереть, не взирая ни на какие жертвы. Трудно было сказать, был ли напавший на 
него у ворот Яффы одиночкой, или в городе скрывается несколько смертников, 
ожидающих своего часа, чтобы вонзить кинжал в затылок жертвы.
Так или иначе, шевалье решил не пренебрегать мерами безопасности. Был все время 
настороже и верный Гизо. Он первым выходил из дома и первым в него входил, 
заглядывал во все темные углы и открывал все двери, дабы предотвратить 
неожиданное нападение.
Если бы спасение собственной жизни было единственной заботой де Труа, ему было 
бы намного легче, он нашел бы способ как затеряться в многообразных просторах 
передней Азии, или в глубине какого-нибудь тамплиерского замка. Но задача 
осложнилась тем, что он не мог не довести до конца хлопотливое дело по 
расстройству союза принцессы Изабеллы и графа Рено. Тот, кто охотится сам, 
более уязвим для охотящегося за ним. Даже в том случае, если посланный Синаном 
фидаин был одиночкой, имам рано или поздно узнает, что миссия его закончилась 
неудачей и пошлет нового человека, и тогда сверхъестественное чутье может уже и 
не защитить, размышлял озабоченный тамплиер. Следующие, сразу вслед за 
покушением дни, можно было признать относительно безопасными, в это время и 
следовало произвести решительные действия. По расчетам брата Гийома, Рено 
Шатильонский должен был уже в конце сентября прибыть в свое заиорданское 
поместье и начать вымещать свою злость на ни в чем не повинных сарацинских 
крестьянах. На вопрос брата Реми, почему брат Гийом так уверен, что Рено не 
отправится из Яффы куда-нибудь