ходился от нее в зависимости. В 
самом начале своего правления Михаил получил в виде выкупа за освобождение 
Ахайского князя Вильгельма Виллардуэна, захваченного греками в битве при 
Кастории, три сильных франкских крепости в Пелопоннесе: Монемвасию, большую 
скалу, выдающуюся из моря недалеко от древнего Эпидавра, которая «не только 
является самым живописным местом Пелопоннеса, но и имеет блистательную память о 
героической независимости, ставящую эту крепость высоко в списке крепостей 
мира»; известный укрепленный замок Мистру и построенную франками в горах 
Тайгета для борьбы с обитавшими там славянскими племенами Маину. Эти три 
полученные греками крепости сделались опорными пунктами, откуда войска 
византийских императоров с успехом выходили против франкских герцогов.
      Этому остатку былой великой империи угрожали со всех сторон сильные 
политически и экономически народности: с востока, со стороны Малой Азии, турки, 
с севера — сербы и болгары. Венецианцы занимали часть островов Архипелага, 
генуэзцы — некоторые пункты на Черном море, латинские рыцари — Пелопоннес и 
часть Средней Греции. Ввиду столь великих опасностей, империя Михаила Палеолога 
не собрала воедино даже всех греческих центров: Трапезундская империя 
продолжала жить своей обособленной жизнью; византийские владения в Крыму, а 
именно Херсонская фема, с прилегавшей к ней областью, так называемыми готскими 
климатами, попала под власть трапезундских императоров и платила им дань. 
Эпирский же деспотат находился лишь в некоторой зависимости от восстановленной 
империи Михаила. Во всяком случае, при Михаиле Палеологе империя достигла 
наиболее широких пределов, какие она имела в последний период своего 
существования. Однако эти пределы сохранялись лишь в его царствование, так что 
Михаил Палеолог, по словам профессора Т. Флоринского, в этом отношении «был 
первый и вместе с тем последний могущественный император возобновленной 
Византии». И тем не менее, империя первого Палеолога представляется 
современному французскому византинисту Ш. Дилю «худосочным, расслабленным, 
жалким телом, на котором покоилась громадная голова — Константинополь».
      Столица, не оправившаяся от разгрома 1204 г., перешла в руки Михаила в 
состоянии упадка и разрушения; лучшие, наиболее богатые здания стояли 
разграбленными; церкви были лишены своей драгоценной утвари; Влахернский дворец,
 ставший со времени Комнинов императорской резиденцией и восхищавший своим 
богатым убранством и мозаиками, находился в состоянии глубокого запустения, 
будучи внутри закопчен, по выражению греческого источника, «итальянским дымом и 
чадом», во время пиров латинских государей и сделался поэтому необитаемым.
      Если Византийская империя времени Палеологов не перестает быть 
первостепенным центром цивилизованного мира, то Константинополь перестает быть 
одним из центров европейской политики. «После реставрации Палеологов империя 
имеет почти исключительно местное значение греческого средневекового царства, 
которое в сущности является продолжением Никейского, хотя вновь обосновалось во 
Влахернском дворце и облеклось в обветшавшие формы древней Византийской 
державы». Вокруг этого стареющего организма растут и усиливаются более молодые 
народы, особенно сербы XIV века при Стефане Душане и османские турки. 
Предприимчивые торговые итальянские республики, Генуя и Венеция, особенно 
первая, овладевают всей торговлей империи и ставят последнюю в полную 
финансовую и экономическую от себя зависимость. Вопрос сводился к тому, кто из 
этих народов и когда покончит с империей восточных христиан, завладеет 
Константинополем и будет господствовать на Балканском полуострове. История XIV 
века решит этот вопрос в пользу турок.
      Но если в сфере политической международной жизни Византия эпохи 
Палеологов занимает второстепенное место, то в сфере внутренней она имеет 
крупное значение. В эпоху Палеологов можно отметить любопытный факт возрождения 
в населении греческого патриотизма, с обращением взоров к античной эллинской 
древности. Так, официально императоры продолжают носить обычный титул 
«басилевса и автократора ромеев», но некоторые выдающиеся люди того времени 
убеждают басилевса принять новый титул «государя эллинов». Чувствуется, что 
прежняя обширная разноплеменная держава превратилась в скромное по 
территориальным размерам и в греческое по своему составу государство. В 
проявленном чувстве эллинского патриотизма XIV—XV веков, в тяготении того 
времени к славному эллинскому прошлому можно не без оснований видеть одно из 
начал, откуда выйдет в XIX веке возрождение современной нам Греции. Но, кроме 
того, эпоха Палеологов, когда в империи причудливо смешались элементы Запада и 
Востока, отмечена высоким подъемом умственной и художественной культуры, что 
при полной временами безотрадности внешнего положения и почти не прекращавшейся 
внутренней смуты может на первый взгляд показаться несколько неожиданным. 
Византия за это время дала немало ученых и образованных людей, писателей, 
иногда оригинальных по таланту, в самых разнообразных областях знания. Такие 
памятники искусства, как мозаики в константинопольской мечети Кахриэджами 
(византийская церковь Хоры), в Пелопоннесской Мистре и на Афоне позволяют 
вернее оценить важность художественного творчества при Палеологах. Этот 
художественный подъем эпохи Палеологов часто сопоставлялся с эпохой начального 
возрождения искусства в Западной Европе, то есть с эпохой раннего итальянского 
гуманизма и Возрождения. О всех этих явлениях в области литературы и искусства 
и о главнейших вопросах, возникавших в связи с ними, будет подробнее сказано 
ни