енского, «Венецианский конгресс был таким же ударом 
для Византийской империи, как и поражение, нанесенное ей Иконийским султаном 
при Мириокефалоне. Сблизив в одно и то же время враждебные Византии элементы на 
Западе, он был предвозвестником коалиции, завоевавшей в 1204 г. Константинополь 
и образовавшей на Востоке латинские государства».
      Для Венеции конгресс 1177 года имел чрезвычайное значение, собрав там 
блестящее европейское общество во главе с западным императором и папой. Более 
десяти тысяч иностранцев прибыло в Венецию, и все удивлялись красоте, богатству 
и мощи этого города. Один современный той эпохи источник писал, обращаясь к 
венецианцам: «О, как вы счастливы, потому что такой мир мог быть заключен у вас.
 Для вашего имени это будет вечной славой».
      Незадолго до смерти Мануилу удалось одержать последний дипломатический 
успех, а именно женить своего сына и наследника Алексея на восьмилетней дочери 
французского короля Людовика VII, Агнессе, получившей в Византии имя Анны. 
Несколько обостренные отношения, установившиеся между Византией и Францией 
после второго Крестового похода, благодаря этому браку должны были, повидимому,
 сгладиться. Евстафий Фессалоникийский составил хвалебную речь по поводу 
прибытия в Мегалополис, т.е. в Константинополь, императорской невесты из 
Франции.
      Более того, после знаменитого письма, посланного Мануилом английскому 
королю Генриху II после поражения при Мириокефалоне, отношения между двумя 
государями стали очень дружественными и для последних лет правления Мануила 
есть некоторые свидетельства о появлении византийских посланников в 
Вестминстере, принимать которых Генрих II поручил англичанину Джеффри де Хею 
(Geoffrey de Haie; Galfridus de Haia). Тот же Джеффри был в свою очередь послан 
в Константинополь. Генрих II, как кажется, хорошо информированный о любимых 
спортивных занятиях Мануила, среди которых охота была не на последнем месте, 
даже послал ему свору собак на корабле, отплывшем из Бремена.
      Политика Мануила не походила на осторожную и продуманную политику его 
деда и отца. Будучи охвачен несбыточной мечтой восстановить единство империи и 
тяготея всем существом своим к западным вкусам и западному укладу жизни, а 
потому напрягая все усилия на борьбу с Италией и Венгрией, на отношение к 
Западной империи, Франции, Венеции и другим итальянским городам, Мануил оставил 
без надлежащего внимания Восток, не сумел помешать дальнейшему развитию 
Иконийского султаната и, в конце концов, увидел крушение всех надежд империи в 
Малой Азии после разгрома при Мириокефалоне.
      Предпочтение, отдаваемое Мануилом Западу, чуждому Византии и в те времена 
еще не могшему равняться с культурой византийской, точно так же принесло 
пагубные плоды для государства. Принимая с распростертыми объятиями иностранцев 
и раздавая им наиболее ответственные и выгодные места, он возбудил столь 
сильное негодование среди подданных, что можно было ожидать при первом удобном 
случае кровавых столкновений.
      Новейший историк времени Мануила так оценивает его политику: «Мануилу 
выпало на долю счастье умереть довольно рано, чтобы не видеть печальных 
последствий своей политики, последствий, которые уже замечали прозорливые умы 
некоторых его современников. Тяжело было получить наследство императора, и 
никто из его преемников не сможет восстановить дел империи. В последующие годы 
падение пойдет весьма быстро вперед: справедливо сказать, что оно началось со 
времени царствования Мануила».
      Может быть, правильнее будет сказать, что падение империи началось 
гораздо раньше, еще в эпоху Македонской династии, после смерти Василия II 
Болгаробойцы, т.е. с 1025 г. Первые два Комнина, Алексей и Иоанн, сумели 
задержать процесс падения, но не смогли вполне его остановить. Ошибочная 
политика Мануила снова повела империю по пути падения, и на этот раз 
окончательного. С Мануилом, по словам Герцберга, «навеки погрузился в могилу 
древний блеск и древнее величие Византии». С этим мнением историка XIX века 
можно сопоставить слова известного писателя конца XII века, Евстафия 
Фессалоникийского, современника Комнинов и Ангелов, который писал: «По Божьему 
определению, со смертью басилевса Мануила Комнина погибло все, что еще 
оставалось целым у ромеев, и всю нашу землю окутал мрак, как бы при затмении 
солнца».
      Такая колоритная фигура как Мануил Комнин не мог не оставить глубокого 
впечатления далеко за пределами Византийской империи. Его имя и подвиги, 
последние в основном легендарные, были хорошо известны в русском героическом 
эпосе, в русских песнях, также как и в русских летописях. Мануил послал княгине 
полоцкой Евфросинье икону Божьей Матери Эфесской. Не следует забывать также, 
что знаменитое легендарное письмо пресвитера Иоанна было адресовано Мануилу.
      
Внешняя политика при Алексее II и Андронике I
      
      «Пятилетний период, обнимающий царствование двух последних Комнинов, 
Алексея и Андроника, — пишет Ф. И. Успенский, — любопытен именно как период 
реакции и государственных реформ, которые имели вполне народную основу и 
вызывались совершенно справедливо понятыми недостатками прежней системы 
управления». Как было уже сказано выше, после смерти Мануила на престоле 
оказался его двенадцатилетний сын Алексей II (1180— 1183); правительницей была 
объявлена его мать Мария Антиохийская; всеми делами государства распоряжался 
любимец последней протосеваст Алексей Комнин, племянник Мануила. Ожесточенная 
борьба придворных партий и продолжавшееся латинское засилье привели к тому, что 
в столицу был призван знаменитый Андроник, давно уже исполненный честолюбивых 
замыслов овладеть императорским престолом и выступивший теперь в роли защитника 
слабого, окруженного злыми советниками императора Алексея II и греческих 
национальных интересов. Незадолго до его вступления в столицу там разыгралась 
резня латинян 1182 года. Интересно отметить, что венецианские источники 
совершенн