лую Азию и Балканский полуостров.
      Однако даже эти уменьшившиеся владения находились под постоянной угрозой 
лангобардов, славян, болгар и арабов. Л. Брейе писал, что «этот период показал 
Константинополю его историческую роль вечной обороны, которая длилась до XV 
века с чередующимися периодами сжатия и экспансии»502.
      В связи с влиянием арабских завоеваний на Византию весьма важно обратить 
серьезное внимание на информацию, сообщаемую византийскими агиографическими 
текстами – источником, на который не обращали внимания или пренебрегали. 
Византийская агиография дает живую и производящую сильное впечатление картину 
массовой миграции населения с прибрежных районов в центральные области империи 
под влиянием арабских вторжений на суше и по морю. Агиография подтверждает, 
расширяет и хорошо иллюстрирует те весьма краткие указания, которыми нас 
снабжают историки и хронисты. Основополагающее значение арабской опасности в 
перенаселении и концентрации населения областей центральных районов империи 
может отныне считаться полностью доказанным503.
      Дальнейшие завоевания арабов в Северной Африке на некоторое время 
приостановились изза энергичного сопротивления берберов и междоусобной войны, 
вспыхнувшей между последним «правоверным халифом» Али и сирийским наместником 
Моавией. Эта кровопролитная война закончилась в 661 году насильственной смертью 
Али и появлением на престоле Моавии, который начал династию Омейядов и сделал 
столицей государства Дамаск.
      Утвердив свою власть, Моавия возобновил наступательные действия против 
Византии, с одной стороны послав флот против столицы, с другой стороны 
возобновив дальнейшее продвижение на запад в Северной Африке.
      Особенно тяжелые времена выпали на время энергичного императора 
Константина IV (668–685), когда арабский флот, пройдя через Эгейское море и 
Геллеспонт в Пропонтиду и сделав базой город Кизик, в течение нескольких лет 
ежегодно, обычно в летние месяцы, подступал к Константинополю и безуспешно 
осаждал его. Константин сумел, очевидно, хорошо подготовить столицу к осаде. 
Главную же роль в успехах византийского войска сыграл изобретенный сирийским 
грекомперебежчиком Каллиником «греческий огонь», иначе говоря, жидкий или 
морской огонь. Обычное название этого изобретения привело к известному 
недоразумению. Это был род взрывчатого состава, выбрасываемого специальными 
сосудами, или сифонами, и воспламенявшегося при попадании на неприятельских 
судах. Для этого в византийском флоте были построены специальные «сифононосные» 
суда, производившие страшное смятение среди арабов. Особенностью этого огня 
было то, что он горел и на воде. В течение довольно долгого времени тайна 
состава греческого огня зорко охранялась правительством, и это средство не раз 
содействовало успеху византийского флота504.
      Все попытки арабских кораблей овладеть Константинополем окончились 
неудачей. В 677 году неприятельские суда ушли, направляясь к берегам Сирии, и у 
южного берега Малой Азии сильно пострадали от бури. Сухопутные военные действия 
арабов в Малой Азии также окончились не в их пользу. В таких обстоятельствах 
уже состарившийся Моавия заключил с императором мир на условии уплаты ему 
определенной ежегодной дани505.
      Столь успешным отражением арабов от Константинополя и заключением с ними 
выгодного и почетного мира Константин IV оказал большую услугу не только своему 
государству, но и вообще Западной Европе, от которой была удалена таким образом 
серьезная мусульманская опасность. Интересно отметить, что эта удача 
Константина произвела сильное впечатление на Запад, откуда, по словам хрониста, 
аварский каган и другие государи западных народов, узнав об этом, «послали 
императору через послов дары и просили его утвердить с ними мирную любовь… И 
настала, – заключает хронист, – великая безопасность на Востоке и Западе»506.
      При преемнике Константина IV, Юстиниане II, а именно, в первое его 
правление (685–695), на восточной арабской границе произошло событие, имевшее 
немаловажное значение в дальнейшем развитии арабовизантийских отношений. В 
горах сирийского Ливана издавна жили так называемые мардаиты, что в переводе 
обозначает «повстанцы, отступники, разбойники», которые представляли собой 
организованное войско и являлись оплотом византийской власти в этих местах. 
После покорения Сирии арабами мардаиты, отступив оттуда на север к 
арабовизантийской границе, своими набегами на окрестные области доставляли 
много хлопот и неприятностей арабам, но вместе с тем были, по выражению 
хрониста, «медной стеной», защищавшей Малую Азию от арабских вторжений. При 
новых мирных переговорах при Юстиниане II император, по просьбе халифа, 
обещавшего уплату известной дани, согласился переселить мардаитов во внутренние 
области империи, чем «разрушил медную стену»507. Позднее они встречаются в 
качестве моряков в Памфилии (на юге Малой Азии), в Пелопоннесе, на острове 
Кефалонии и в некоторых других местностях. Подобное удаление от границы 
мардаитов безусловно укрепило положение арабов в новозавоеванных местностях и 
облегчило в будущем их наступательные действия вглубь Малой Азии. Мне кажется, 
что в данном факте нет достаточных оснований видеть, как думает проф. Ю.А. 
Кулаковский, «заботу императора о христианах, живших под властью иноверных 
владык». Подкладка переселения мардаитов была чисто политическая508.
      Параллельно с действиями арабов под Константинополем и на восточной 
границе, их войска, начиная с шестидесятых годов, стали продвигаться на запад в 
Северной Африке, где в самом конце VII века перешел в руки мусульман Карфаген,