т из новеллы, в полное расстройство369. Чтобы снова привести в порядок 
столь важную отрасль государственной жизни, Юстиниан передал в руки 
гражданского лица, августала (vir spectabilis Augustalis), также и военные 
функции как в самой Александрии, в этом многолюдном и беспокойном городе, так и 
в обеих египетских провинциях370. Но подобные попытки централизации территорий 
и властей в провинциях при Юстиниане не носили систематического характера.
      Проводя в некоторых восточных провинциях идею соединения властей, 
Юстиниан оставил на Западе, в недавно завоеванных префектурах Северной Африки и 
Италии, прежнее отделение гражданской власти от военной.
      Император надеялся, что он рядом своих поспешных указов исправил все 
внутренние недомогания страны и «дал, – по его словам, – своему государству, 
благодаря блестящим мероприятиям, новый расцвет»371. Действительность обманула 
его ожидания, и многочисленные указы не могли переродить людей. Свидетельство 
последующих новелл доказывает, что прежние смуты, вымогательства и разорение 
продолжались. Постоянно приходилось возобновлять указы и напоминать о них. В 
некоторых провинциях была введена усиленная охрана, а иногда прибегали чуть ли 
не к осадному положению.
      Нуждаясь в средствах, Юстиниан иногда обращался к тем мерам, которые он 
строго запрещал в указах: он за большие деньги продавал должности и вводил, 
вопреки своему обещанию, новые налоги, хотя, на основании новелл, видно, что он 
знал о полной несостоятельности населения нести новые налоговые обязательства. 
Под влиянием финансовых затруднений он стал прибегать к девальвации денег и 
выпуску монет пониженного качества. Однако отношение населения к этому быстро 
стало настолько угрожающим, что он был вынужден практически сразу отказаться от 
этой меры372. Ему нужно было во что бы то ни стало пополнять государственную 
казну – фиск, занимающий, по словам Кориппа, поэта VI века, «место желудка, 
посредством которого питаются все члены»373. Строгость во взимании налогов 
достигла крайних пределов и гибельно отзывалась на обессиленном населении. По 
словам одного современника, «иностранное вторжение казалось менее страшным 
налогоплательщикам, чем прибытие должностных лиц фиска»374. Деревни обнищали и 
опустели, так как жители их разбегались. Производительность страны снизилась. В 
различных местностях происходили возмущения.
      Видя разорение страны и сознавая необходимость экономии, Юстиниан стал 
прибегать к ней в областях, наиболее опасных для империи. Он уменьшил 
численность войска и стал задерживать ему жалованье; а так как войска главным 
образом состояли из наемников, то последние, не получая условленного содержания,
 поднимали восстания и мстили беззащитному населению. Вследствие этих мер 
граница недостаточно зорко охранялась, и варвары безнаказанно проникали на 
византийскую территорию, подвергая ее грабежу и разорению. Сооруженные 
Юстинианом крепости не поддерживались. Не имея возможности противостоять силой 
вторгавшимся варварам, он должен был от них откупаться, на что нужны были новые 
средства. Образовался, по словам французского ученого Диля, заколдованный круг: 
изза недостатка денег уменьшили войско; изза недостатка солдат нужно было 
теперь найти еще больше денег для уплаты нападавшим врагам375.
      Если ко всему этому добавить частые голодные года, эпидемии и 
землетрясения, которые разоряли население и увеличивали просьбы о 
правительственной помощи, то становится ясным, что к концу правления Юстиниана 
положение империи было понастоящему прискорбным. Среди этих бедствий особого 
упоминания заслуживает опустошительная чума 542 года. Она началась около 
Пелузия, на берегах Египта. Ее, предположительно эфиопское, происхождение 
неясно. Существовало традиционное древнее подозрение, что эта болезнь обычно 
шла из Эфиопии. Как Фукидид изучал чуму в Афинах в начале Пелопонесской войны, 
так историк Прокопий, который был свидетелем ее действия в Константинополе, 
определил природу и течение бубонной чумы. Из Египта инфекция пошла на север в 
Палестину и Сирию; на следующий год она достигла Константинополя, затем, 
распространившись по Малой Азии и Месопотамии, направилась в Персию. Из 
заморских территорий[науч.ред.22] она захватила Италию и Сицилию. В 
Константинополе эпидемия длилась четыре месяца. Смертность была огромной. 
Деревни и города были заброшены, сельское хозяйство замерло и голод, паника и 
бегство большого количества людей прочь из зараженных мест были бесконечными. 
Все это ввергло империю в хаос. Прервались все придворные мероприятия. Сам 
император заболел чумой, однако заражение не оказалось смертельным376. Это был 
только один из факторов, вызвавших ту безотрадную картину, которая нашла свое 
отражение в первой новелле Юстина II, в которой он говорит о «государственной 
казне, отягощенной многими долгами и доведенной до крайней нищеты», и о «войске,
 настолько уже пропитанном недостатком во всем необходимом, что государство 
страдало от бесчисленных нападений и набегов варваров»377.
      Попытка административной реформы Юстиниана окончилась полной неудачей. В 
финансовом отношении империя стояла на краю гибели. С этой стороны, конечно, 
нельзя упускать из виду тесной связи, которая существовала между внутренней и 
внешней политикой императора. Его обширные военные предприятия на Западе, 
требовавшие громадных средств, разорили Восток и оставили преемникам тяжелое, 
запутанное наследство. Добрые, искренние намерения Юстиниана упорядочить жизнь 
империи и поднять нравственный уровень правительственных органов, о чем 
торжественно объявляли его новеллы более раннего времени, столкнулись с его 
военными планами, как наследника римских цезарей, и не могли быть проведены в 
жизнь.
      
Торговля в царствование Юстиниана[науч.ред.23]
      
      В истории византийской торговли время Юстиниана также оставило заметный 
след. Как и в эпоху языческой Римской империи, главная торговля в христианское 
время велась с Востоком, и наиболее редкие, драгоценные предметы торговли 
приходи