ого языческого торжества; по прибытии же к храму Юлиан, к 
своему удивлению, нашел лишь одного жреца с одним гусем в руках для жертвы. В 
изложении Юлиана: «В десятый месяц, согласно вашему летоисчислению – Лоос, 
думаю, так вы его называете – происходит праздник, основанный вашими предками, 
в честь этого бога. И это ваш долг быть усердными в посещении Дафне. Поэтому я 
и поспешил туда, в храм Зевса Кассия, думая, что в Дафне, если и где еще, я 
смогу порадоваться зрелищем вящего благосостояния и общественного духа. И я 
представлял в своем воображении вид процессии, как она должна была бы быть, 
подобно человеку, видящему видения во сне, животных для жертвоприношения, 
возлияния, хоры в честь бога, благовония и молодежь вашего города, окружающая 
святыню, их души, украшенные всей святостью, и они сами, одетые в белые и 
прекрасные одежды. Однако, когда я вошел в святыню, я не нашел ни благовоний, 
никого вообще, ни одного жертвенного животного. На мгновение я был удивлен и 
подумал, что я все еще нахожусь вне святыни и что вы ждете сигнала от меня, 
оказывая мне почет изза того, что я – верховный понтифик. Однако, когда я 
начал спрашивать, какую жертву город намеревается принести для отмечания 
ежегодного праздника в честь бога, жрец ответил: „Я принес с собой из моего 
дома гуся как жертвоприношение богу, но город в это время никаких приготовлений 
не предпринимал“»173. Антиохия ничем не отозвалась на этот праздник. Подобные 
факты раздражали Юлиана против христиан. Еще более обострил отношения между 
ними вспыхнувший пожар упомянутого храма в Дафне, в чем заподозрены были 
христиане. Рассерженный Юлиан приказал в наказание закрыть главную антиохийскую 
церковь, которая к тому же была разграблена и подверглась осквернению. Подобные 
же факты произошли в других городах. Напряжение дошло до крайних пределов. 
Христиане в свою очередь разбивали изображения богов. Некоторые представители 
церкви потерпели мученическую кончину. Стране грозила полная анархия.
      Весной 363 года Юлиан покинул Антиохию, направляясь в поход против персов,
 во время которого, как известно, император был смертельно ранен копьем и, 
будучи перенесен в палатку, вскоре умер. Точно не знали, кто поразил императора.
 Поэтому позднее возникло немало рассказов. Среди них была, конечно, версия, 
что он пал от руки христиан. Христианские же историки сообщают известную 
легенду, будто он, схватившись за рану, наполнил руку кровью и бросил ее в 
воздух со словами: «Ты победил, Галилеянин!»174
      Около умиравшего в палатке Юлиана собрались его друзья и главные 
военачальники, к которым он обратился с прощальным словом. Предсмертная речь 
императора дошла до нас в изложении Аммиана Марцеллина (XXV, 3, 15–20). В ней 
он дает апологию своей жизни и деятельности, с философским спокойствием ожидает 
неизбежной смерти и в конце речи, когда уже слабели его силы, не указав на 
возможного наследника, высказал пожелание, чтобы после него нашелся хороший 
правитель. Заметив, что окружавшие его люди плачут, умирающий сказал с упреком, 
что недостойно оплакивать государя, примирившегося с небом и звездами. Умер 
Юлиан в полночь 26 июня 363 года, тридцати двух лет от роду. Знаменитый ритор 
Либаний сравнивал смерть Юлиана со смертью Сократа175.
      Армия избрала императором начальника дворцовой гвардии Иовиана, 
христианина, приверженца никейского исповедания. Стесненный персидским царем, 
Иовиан должен был заключить с ним мир на условии уступки Персии нескольких 
провинций на восточном берегу Тигра. Смерть Юлиана была с радостью встречена 
христианами. Христианские писатели называли покойного императора драконом, 
Навуходоносором, Иродом, чудовищем. Однако он был похоронен в церкви Святых 
Апостолов в пурпурном саркофаге.
      Юлиан оставил после себя ряд сочинений, которые позволяют ближе 
познакомиться с этой интересной личностью. Центром религиозного мировоззрения 
Юлиана является культ Солнца, создавшийся под непосредственным влиянием культа 
персидского светлого бога Митры и идей выродившегося к тому времени платонизма. 
Уже с самых юных лет Юлиан любил природу, особенно же небо. В своем рассуждении 
«О ЦареСолнце»176, главном источнике религии Юлиана, он писал, что с юных лет 
был охвачен страстной любовью к лучам божественного светила; он не только днем 
желал устремлять на него свои взоры, но и в ясные ночи он оставлял все, чтобы 
идти восхищаться небесными красотами; погруженный в это созерцание, он не 
слышал тех, кто с ним говорил, и даже терял сознание. Довольно темно изложенная 
Юлианом его религиозная теория сводится к существованию трех миров в виде трех 
солнц. Первое солнце есть высшее Солнце, идея всего существующего, духовное, 
мыслимое (??????) целое; это – мир абсолютной истины, царство первичных 
принципов и первопричин. Видимый нами мир и видимое солнце, мир чувственный, 
является лишь отражением первого мира, но отражением не непосредственным. Между 
этими двумя мирами, мыслимым и чувственным, лежит мир мыслящий (??????) со 
своим солнцем. Получается, таким образом, троица (триада) солнц, мыслимого, или 
духовного, мыслящего и чувственного, или материального. Мыслящий мир является 
отражением мыслимого, или духовного мира, но сам, в свою очередь, служит 
образцом для мира чувственного, который является, таким образцом, отражением 
отражения, воспроизведением во второй ступени абсолютного образца. Высшее 
Солнце слишком недоступно для человека; солнце чувственного мира слишком 
материально для обоготворения. Поэтому Юлиан сосредоточивает все свое внимание 
на центральном мыслящем Солнце, его называет «ЦаремСолнцем» и ему поклоняется.
      Несмотря на все свое увлечение, Юлиан понимал, что восстановление 
язычества представляет громадные трудности. В одном письме он писал: «Мне нужно 
много помощников, чтобы восстановить то, что так жалко упало»177. Но Юлиан не 
понимал, что упавшее язычество уже не могло подняться, потому что оно умерло. 
Поэтому попытка Юлиана заранее была обречена на неудачу. «Его дело, – по словам 
Буасье, – могло потерпеть крушение: мир от этого ничего не должен был 
потерять»178. «Этот филэллинэнтузи