Какой-то воин из Ариминума, не замеченный стражей варваров, пришел в лагерь 
римлян и принес Велизарию письмо, которое написал ему Иоанн. Это письмо 
гласило: «Знай, что уже давно у нас нет продовольствия, и в дальнейшем мы не в 
состоянии ни противиться народу, ни защищаться против нападающих, но через семь 
дней против воли придется и самих себя и этот город сдать неприятелям. Мы уже 
совершенно не в состоянии дальше противиться грозящей нам неизбежной 
необходимости, которая безусловно будет служить нам оправданием, если мы 
совершим что-либо не очень славное». Так написал Иоанн. Велизарий не знал, что 
ему делать; он попал в безвыходное положение. С одной стороны, он боялся за 
осажденных, с другой – имел подозрение, что враги из Ауксима после его ухода 
будут без всякого страха грабить всех, делая набеги на все эти местности, 
нападать с тылу на его войско и делать всяческие засады, причиняя, конечно, 
много зла и непоправимого вреда, особенно когда римляне вступят в сражение с 
неприятелем. Но затем он стал действовать так. Он оставил тут Апатия с тысячью 
воинов с тем, чтобы они стали лагерем у моря на расстоянии стадий двухсот от 
города Ауксима. Им он велел оттуда никуда не удаляться и не вступать в сражение 
с врагами, разве только если они пойдут на них и им придется отражать их от 
лагеря. Благодаря всему этому он очень надеялся, что при наличии римского 
лагеря в такой близости варвары будут спокойно оставаться в Ауксиме и не будут 
пытаться делать им неприятности в тылу. Очень значительное войско он послал на 
кораблях, во главе этого флота он поставил Геродиана, Улиария и брата Аратия, 
Нарзеса. Главнокомандующим над этим флотом был поставлен Ильдигер. Велизарий 
приказал ему прямо плыть к Ариминуму, но чтобы он остерегался пробовать 
приставать к берегу, если пешее войско намного отстанет от него. Он хотел, 
чтобы флот двигался вдоль морского берега. Другому войску, под 
[165]начальством Мартина, он велел двигаться вдоль береговой линии, сопровождая 
эти корабли, и велел ему, когда оно подойдет близко к неприятелям, разложить 
многочисленные костры, не пропорциональные численности войска, и дать 
представление неприятелям гораздо большей своей многочисленности. Сам же он 
вместе с Нарзесом и остальным войском пошел другой дорогой, более отдаленной от 
моря, через город Урбисалию, который в предшествующее время Аларих разрушил так 
основательно, что у него ничего не осталось от прежних зданий, кроме ворот, 
небольшого количества развалин фундаментов домов.

17. Тут мне пришлось видеть следующее зрелище. Когда в Пиценскую область пришло 
войско Иоанна, то, что и естественно, у местных жителей произошло большое 
смятение. Одни из женщин тотчас же бежали, кто куда мог, другие же были 
захвачены и, невзирая ни на что, уведены первыми встречными. В этой местности 
была женщина, только что родившая; случилось, что она оставила ребенка лежащим 
в пеленках на земле; бежала ли она, или кем-нибудь была захвачена, но уже 
вернуться сюда не могла; ясно, что ей выпала судьба исчезнуть или из среды 
людей, или из пределов Италии. Ребенок, оказавшись покинутым среди такого 
безлюдия, стал плакать. Тут какая-то коза, увидав его, сжалилась и, подойдя 
ближе (она тоже недавно родила), дала ему свои соски и заботливо охраняла 
ребенка, чтобы собака или какой-либо зверь не причинил ему вреда. Так как в 
этом смятении прошло много времени, то ребенку пришлось долго пользоваться этой 
кормилицей. Когда в Пиценской области потом стало известно, что войско 
императора пришло с враждебными целями только против готов, а что римляне от 
него не потерпят никакой неприятности, все тотчас вернулись по домам. И в 
Урбисалию вместе с мужьями вернулись и их жены, те, кто из них был родом 
римлянки; увидав ребенка в пеленках, оставшегося в живых, совершенно не зная, 
как это объяснить, они были в большом изумлении, что он еще жив. Каждая из них 
давала 
[166]ему свою грудь, та, у которой в данное время было молоко. Но ребенок еще 
не принимал человеческого молока, да и коза вовсе не хотела отказаться от него: 
она непрерывно блеяла, бегая вокруг ребенка, и, казалось, была готова напасть 
на присутствующих за то, что женщины, подойдя так близко к ребенку, ему 
надоедают; одним словом, она хотела обращаться с ним как бы со своим 
собственным козленком. Поэтому женщины уже перестали приставать к ребенку, и 
коза без всякого страха стала его кормить и охраняла его, заботясь о нем и во 
всем остальном. Поэтому местные жители стали называть этого ребенка Эгисфом 
(«Сыном козы»). И когда мне пришлось быть там, желая показать мне такую 
невероятную вещь, они повели меня к ребенку и нарочно сделали ему больно, чтобы 
он закричал. Ребенок, сердясь на причиняющих ему неприятность, стал плакать; 
коза, услыхав его плач (она была от него на расстоянии полета камня), бегом с 
сильным блеянием бросилась к нему и, подойдя, стала над ним, чтобы в дальнейшем 
никто не мог его обидеть.

Вот что хотел я рассказать относительно Эгисфа. Велизарий двигался через горы 
этой дорогой. Будучи численностью намного слабее неприятелей, он не хотел 
тотчас вступать с ними в открытый бой; он видел, что варвары вследствие 
предшествующих постигших их неудач почти умирают от страха; поэтому он думал, 
что, узнав о надвигающемся на них со всех сторон неприятельском войске, они 
забудут о всякой храбрости и немедленно обратятся в бегство. Мнение его 
оказалось правильным, и в дальнейшем случилось то, что он и полагал. Когда они 
были в горах, отстоявших от Ариминума на один день пути, они столкнулись с 
небольшим отрядом готов, отправившихся этой дорогой за чем-то, что было нужно 
для них. Столь неожиданно наткнувшись на войско неприятелей, они никуда не 
могли свернуть с дороги; одни из них, поражаемые идущими впереди, пали на месте,
 другие же, будучи ранеными, бежали на находящиеся здесь скалы и скрылись. Видя