за ними прислали из Рима, и они туда ушли. Велизарий, узнав, что приближается 
войско под начальством Иоанна и боясь, как бы враги, встретив их в большом 
числе, их не истребили, стал действовать так. Еще в начале войны, как я сказал 
в самом начале (V [I], гл. 19, § 16), он сам завалил громадными кучами камней 
Фламиниевы ворота, около которых враги устроили свой лагерь; сделано было это с 
тем, чтобы в этом месте враги не могли легко или идти на штурм, или совершить 
какое-либо покушение на город. Поэтому здесь не происходило никаких 
столкновений, да и варвары не думали, что с этой стороны на них может быть 
произведено какое-либо враждебное нападение. Ночью он велел разобрать каменную 
стену у этих ворот и, не предупредив об этом никого из римлян, собрал сюда 
большую часть войска. С наступлением дня он отправил Траяна и Диогена с тысячей 
всадников через Пинцианские ворота и велел им напасть на тех, которые находятся 
в укрепленных лагерях, и, когда враги пойдут против них, забывши всякий стыд, 
бежать и стремительно отступать к самым стенам Рима. Некоторые отряды он 
поставил и внутри за этими маленькими воротами. И вот воины Траяна, как им 
приказал Велизарий, стали вызывать варваров; готы, собравшись из всех 
укрепленных лагерей, стали их теснить. И те и другие устремились с возможной 
быстротой к стенам Рима, одни из них, делая вид, что бегут, другие же, думая, 
что они преследуют врагов. Как только Велизарий увидал, что враги устремились в 
преследование, он открывает Фламиниевы ворота и выводит войско против варваров, 
не ожидавших этого. Один из лагерей готов находился возле проходившей тут 
дороги. Перед ним был узкий и крутой проход, трудно доступный. Кто-то из 
варваров, одетый в панцирь, огромного роста и огромной силы, увидав подходящих 
врагов, 
[130]бросившись вперед, стоял здесь, звал к себе товарищей и требовал, чтобы 
они вместе с ним защищали узкий проход. Но Мундила предупредил его, убив его, и 
из других варваров никому не позволили войти в эти теснины. Когда войска римлян 
прошли их, не встретив никакого сопротивления, они подошли к ближайшему 
укрепленному лагерю; некоторые тут тотчас же старались взять его, но напрасно, 
так как он был сильно укреплен, хотя тут было оставлено очень мало варваров. 
Вокруг него шел ров, вырытый на большую глубину, а земля, которая была вынута 
из этого рва, была навалена на внутреннюю часть лагеря, высоко поднималась 
кверху и служила как бы стеной, а по ней сверху шли крепко вбитые колья, очень 
острые и частые. Полагаясь на эти укрепления, варвары сильно отбивались от 
неприятелей. Тогда один из щитоносцев Велизария, по имени Аквилин, человек 
очень энергичный, взяв коня под уздцы, вскочил в середину укрепления и убил там 
некоторых из врагов. Когда неприятели окружили его и стали засыпать его градом 
копий и стрел, его конь, пораженный насмерть, пал, сам же он, сверх всякого 
ожидания, ускользнул от врагов. Пешим вместе со своими товарищами он двинулся к 
Пинцианским воротам. Захватив варваров еще преследовавшими всадников Траяна и 
ударив им в тыл, они произвели разгром. Траян со своими воинами, заметив это, 
когда и те всадники, которые стояли тут наготове, двинулись им на помощь, сам 
быстро двинулся против преследователей. Тут-то готы, попавшие в такую военную 
ловушку и неожиданно угрожаемые врагами со всех сторон, подверглись позорному 
уничтожению. Убитых было огромное количество, и лишь немногие с трудом бежали в 
свой лагерь, остальные же со всем своим укреплением, дрожа от страха и 
приготовившись к защите, все время оставались там, они думали что римляне 
немедленно двинутся на них. В этом сражении кто-то из варваров ранил стрелою 
Траяна в лицо над правым глазом, недалеко от носа. Железный наконечник весь 
вошел в середину лица и был совершенно невидим, хотя имел 
[131]большое и длинное острие, остальная же часть стрелы, деревянная, тотчас 
упала на землю без усилия с чьей бы то ни было стороны, думаю, потому, что это 
железное острие не крепко сидело на древке. Однако Траян не почувствовал этой 
раны и так же, как прежде, продолжал убивать и преследовать врагов. Пять лет 
спустя сам собой, на лице высунулся кончик железного острия. В течение трех лет 
после этого понемногу он выходил все больше и больше наружу. И вполне возможно, 
что много времени спустя весь наконечник выйдет сам собою. Он не доставлял 
человеку никакого беспокойства. Вот что случилось тогда.

6. После этого варвары решили отказаться от войны и держали в мыслях, как бы им 
уйти отсюда; помимо моровой язвы, они гибли и от оружия неприятелей и теперь, 
вместо многих десятков тысяч, у них осталось уже очень малое число; больше же 
всего их мучил голод: на словах они осаждали Рим, а на деле они сами были 
осаждены противниками и лишены всякого подвоза продовольствия. Когда же они 
узнали, что к врагам на помощь пришло из Византии и сушей и морем другое войско,
 при этом не такое, каким оно было в действительности, а такое, каким обычно 
делает его свободная фантазия молвы, они, испугавшись этой новой опасности 
стали совещаться о быстрейшем уходе. И вот они отправили в Рим послов, 
римлянина, пользовавшегося среди готов большим уважением, и с ним двух других. 
Явившись к Велизарию, он сказал: «Что ни нам, ни вам военные действия не 
принесли пользы, это понимает каждый из нас, испытавший на себе все эти 
бедствия. Кто из того или другого войска мог бы это отрицать, из которых никому 
не суждено было остаться не испытавшими таких бедствий? Я думаю, что никто из 
людей, не совсем лишенных разума, не будет мне возражать, что хотеть до 
бесконечности терпеть бедствия из-за самолюбия в данный мамонт и не искать 
никакого выхода из угнетающих их обстоятельств есть свойство людей совершенно 
безрассудных. В таком случае надо, чтобы начальствующие и с той и с другой 
[132]стороны ради лично своей славы не рисковали спасением своих подчиненных, 
но приняли справедливое решение и полезное не только для них самих, но и для 
своих противников и таким образом нашли выход из настоящих бедствии. Стремление