вернулся к главнокомандующему. Велизарий обратился к ним с суровыми и обидными 
словами и, выбрав из тех, кто окружал его, около двухсот, велел им идти с 
Магном. Желая вести их, вскочил в проход водопровода и Фотий, но Велизарий ему 
этого не позволил. Устыдившись упреков начальника и Фотия также и те, которые 
только что старались бежать от опасности, вновь почувствовали смелость 
подвергнуться ей и последовали за первыми. Боясь как бы кто-либо из неприятелей 
не заметил, что задумано и выполняется (дело в том, что неприятельские воины 
держали караул на башне, которая была очень близка к водопроводу), Велизарий 
пошел туда и велел Бессу на готском языке вступить в разговор с варварами, 
чтобы какой-нибудь шум оружия не дошел до них. И Бесс, громким голосом 
обратившись к ним, увещевал сдаться Велизарию, заявляя, что за это они получат 
большие награды. Готы же издевались над ним, сильно оскорбляя и Велизария и 
самого императора. Вот что делали тут Велизарий и Бесс. 
[52]

Неаполитанский водопровод доходил не только до стены, но таким же образом 
проходил и через большую часть города, имея высокий свод, сделанный из 
обожженного кирпича, так что, оказавшись в середине водопровода, все воины, 
шедшие с Магном и Энном, не могли нигде спуститься на землю. Они не могли 
оттуда никуда и уйти, пока передовые не дошли до места, где водопровод случайно 
не имел крыши и где находился дом, оставленный без всякого внимания. В нем жила 
женщина, одинокая и очень бедная, а над водопроводом росло оливковое дерево. 
Когда воины Велизария увидали небо и заметили, что находятся в середине города, 
они решили сойти на землю, но у них не было никаких средств выйти из 
водопровода, особенно в таком вооружении. Стены здания здесь были высокие и не 
было лестницы, по которой можно было бы подняться кверху. Воины находились в 
большом недоумении, и их собралось много в этом узком проходе, так как большая 
толпа тех, которые шли позади, вливалась сюда же; и вот у кого-то явилась мысль 
попытаться подняться кверху. Тотчас же положив оружие, изо всех сил работая 
ногами и руками при подъеме, он вошел в жилище женщины. Увидав ее там, он 
пригрозил ей, что убьет ее, если она не будет молчать. Пораженная ужасом, она 
оставалась безгласной. Он же, сплетя из древесины оливы крепкую веревку, бросил 
другой конец этой веревки в водопровод. Держась за него, каждый воин с трудом 
поднимался наверх. Когда все вышли, оставалась последняя четверть ночи; они все 
кинулись к стене. Они убивают не ожидавших никакой беды сторожей на двух башнях,
 находившихся на северной стороне укреплений, где стояли Велизарий с Бессом и 
Фотием, ожидая исхода предприятия. Звуком труб они стали звать войско к стене, 
а Велизарий, приставив лестницы к стене, велел воинам подниматься здесь на 
укрепления. Но оказалось, что ни одна из лестниц не доходит до края стены, так 
как рабочие делали их втемную, на глаз, не имея возможности получить точного 
размера. Поэтому они стали связывать две лестницы вместе и по ним подниматься 
[53]наверх, так что воины оказались выше укреплений. Так шли здесь дела у 
Велизария.

В той части укреплений, которые прилегали к морю и где держали караул не 
варвары, а иудеи, воины не могли воспользоваться лестницами, а потому и 
подняться на стены. Эти иудеи были особенно ненавистны своим неприятелям: ведь 
это они были виновниками, помешавшими Велизарию взять город без боя, и поэтому 
у них не было никакой надежды на спасение. Хотя город был уже взят, они 
продолжали храбро сражаться и, сверх ожидания, сопротивлялись натиску 
неприятелей. Когда наступил день и некоторые из перешедших стены двинулись на 
них, то и они, поражаемые с тыла, стали обращаться в бегство. Неаполь был взят 
с боем. Через ворота, которые были уже открыты, вошло в город все римское 
войско. Те, которые были поставлены у ворот, обращенных на восток, так как у 
них нигде не было под рукой лестниц и так как эти ворота остались совершенно 
без охраны, сожгли эти ворота: на этой стене не было никого, так как стража 
обратилась в бегство. Тут произошло страшное избиение. Все, охваченные гневом, 
особенно те, у которых брату или родственнику суждено было погибнуть в битве 
под стенами, избивали всякого попадавшегося им навстречу, не щадя возраста; 
врываясь в дома, они обращали в рабство детей и женщин, грабили; особенно 
отличались массагеты, которые не чтили даже храмов и многих бежавших туда 
захватили в плен, пока Велизарий, повсюду проходя, не запретил таких насилий и, 
созвав всех, не произнес следующей речи: «Так как бог дал нам стать 
победителями и достигнуть столь великой славы, отдав в наши руки город, который 
до сих пор считался неприступным, то и нам необходимо не быть недостойными 
такой милости, но человеколюбивым отношением к побежденным показать себя по 
справедливости одолевшими их. Не проявляйте к неаполитанцам бесконечной 
ненависти и вражду к ним не продолжайте за пределы войны. Ведь никто из 
победителей не продолжает ненавидеть побежденных. Убивая их, вы не 
освобождаетесь 
[54]на будущее время от неприятелей, но будете наказывать смертью своих же 
подданных. Поэтому дальше не делайте этим людям зла и не давайте своему гневу 
полной свободы. Ведь позорно оказаться победителями своих врагов и явно быть 
слабее своего гнева. Все их богатства да будут вам наградой за вашу доблесть, 
но жены с детьми да будут возвращены их мужьям. Пусть побежденные поймут на 
самом деле, каких друзей лишились они по своему неразумию». Сказав это, 
Велизарий отдал неаполитанцам женщин и детей и всех остальных пленных, не 
испытавших никакого насилия, и примирил с ними своих воинов. Так пришлось 
неаполитанцам в один этот день сделаться пленниками и вновь получить свободу, 
вновь приобрести самое ценное из своего имущества: ведь те, которые имели