я. Условием же его 
обретения ставится сакраментальный акт, посредством которого ищущий его 
принимается в общину исповедников религии таинств, причем этим сакральным актом 
может быть священная трапеза ("есть с тимпана, пить с кимвала") или намащение. 
Во-вторых, та же религия таинств в ее различных формах поручает поклонению 
посвящаемых образ богини-матери: она и есть та, которая своим самоотвержением 
спасла любимое божественное существо и дала этим обнадеживающий пример такого 
же торжества над смертью и своим почитателям. Образ этой богини-матери 
пребывает в мистическом родстве с исконным образом матери-Земли, но эта связь 
уже только смутно чувствуется в глубине религиозного сознания, не всплывая 
более на его поверхность. Соединение этой Матери с ее святым младенцем 
наблюдается спорадически, но еще не получило всеобщего распространения. Чувству 
наличность этой богини-матери, именно как страждущего женского существа, дает 
чрезвычайно много: им обусловлена та повышенная участливость, тот религиозный 
сентиментализм, который составляет характерную черту эллинистической религии. 
В-третьих, развивающаяся и распространяющаяся параллельно с религией таинств 
религия древнего Олимпа выдвигает, в ущерб прочим его богам, образ бога-сына, а 
именно Аполлона. Этот бог-сын понимается как посредник между богом-отцом, т.е. 
Зевсом, и людьми: он вещает людям его непреложную волю, приносит исцеление от 
недугов и вообще своим советом помогает им устроить к лучшему свою земную жизнь.
 Отзвуки старинной религии природы и здесь слышатся постольку, поскольку 
чувствуется мистическое родство этого бога-сына с Гелием-солнцем, но на 
поверхность религиозного сознания и это представление более не всплывает. Все 
же рядом с этим образом бога-сына удерживается и еще более исконное 
представление о богочеловеке, сыне бога, т.е. о Геракле, земное подвижничество 
которого дает повод к совершенно особенному кругу религиозных концепций. 
Расцвели они, однако, лишь в следующую эпоху. 
В-четвертых, признание посвящения необходимым условием спасения естественно 
должно было подсказать вывод, что вне общины посвященных спасение невозможно, а 
с ним и один из принципов, на коих покоится институт церкви. Второй принцип, 
организованное жречество, достаточно многочисленное для личных сношений с 
каждым посвящаемым, тоже имелся налицо; мы знаем это точнее о таинствах Исиды, 
но и в элевсинской религии нашей эпохи институт "святых", о которых упоминает 
анданийская надпись (§8), позволяет догадываться об аналогичных явлениях также 
и на этой почве, тем более при нравственных требованиях, которые к ним 
ставились. При назначении жрецов соблюдается в элевсинской религии таинств, а 
вероятно, и в других, принцип преемственности благодати, ведущей свое начало от 
предполагаемого откровения самой богини. Ярче всего он сказывался в апостолате, 
имевшем место при основании новых религиозных общин (Мефап – в Андании, Тимофей 
– в Александрии). 
В-пятых, получает все больше и больше определенности представление о троякой 
участи душ на том свете, а именно о вечных муках для неисцелимых грешников, об 
искупительных карах для исцеляемых и о вечном блаженстве для добрых, причем 
вопрос о прабытии и перевоплощении решается иногда положительно для душ средней 
категории, но именно только иногда. Представление об обители блаженных 
колеблется между подземным Элисием и небесным раем, с перевесом, однако, в 
сторону последнего. Из общего числа блаженных выделяются те, которые своими 
заслугами приобрели особую действенную силу, а с нею и особое право на 
почитание со стороны людей, т.е. так называемые герои; условием для их 
признания таковыми продолжает считаться откровение Аполлона в Дельфах. 
В-шестых, возникает мнение и верование, что божество может, не утрачивая 
полноты своего потустороннего естества, воплотиться в человеческом образе и 
жить земною жизнью вместе с другими людьми, с тем, чтобы лишь по смерти 
воссоединиться со своим потусторонним естеством: так Зевс-Победоносец был на 
земле Селевком, царем сирийским. Все же вера ограничивает эту возможность 
тесным кругом правителей, признавая в ней, наравне с дальнейшим развитием 
героизации, одну из основ апофеоза государей. 
Таковы те главные догматы религии эллинизма, которые подготовили ее 
приверженцев к восприятию учения, ставшего каноническим в христианской церкви. 
Не все они были впервые усвоены культурным миром именно в нашу эпоху; но даже 
те, которые ведут свое начало из предыдущей эпохи древнегреческой религий, 
получили в нашу настолько большую определенность и действенность, что могут 
быть по справедливости объявлены именно ее догматами. 
§47
Мы заглянули вперед; оглянемся, однако, и назад. Древнегреческая религия прошла 
перед читателем в своих различных аспектах, и как религия природы, и как 
освящение труда, и как освящение человеческого общежития; равным образом, ставя 
ее в отношение к трем великим идеалам нашей культуры, мы признали в ней 
объявление божества и в красоте, и в добре, и в истине. Сохранила ли она и в 
нашу эпоху эти черты, характеризующие ее как религию высшего порядка? 
Религия природы, плод любви к матери-Земле и ее силам, продолжается и в нашу 
эпоху с неослабевающим рвением благочестия: капища сельским божествам и 
приношения им, священные гроты, камни и деревья, все это сохраняется на старых 
местах, заводится на новых. При этом замечается даже проникновение 
эстетического и научного интереса в религию. На одном холме Александрии в честь 
Пана разбивается роскошный парк (Paneion), как место для общественных гуляний; 
Артемида сознается, как "владычица зверей", potnia theron, и в честь нее 
устраивается на острове Косе зверинец с заморскими диковинами. Со стороны 
интеллигенции наблюдается особого рода любовное отношение к религии природы, 
продукт двойной романтической тоски – и эпигона по вере славного прошлого, и 
горожанина по деревне: это настоящая идиллическая религия. Стихотворения 
Феокрита и Палатинской антологии, александрийские барельефы, помпеянские 
ландшафты дают о ней исчерпывающее представление, и притом такое, которое 
спосо