ги в плечах у тебяБудут 
рукив бедрах 
твоих!     Высоки берега Мировой реки-океана. Как огромные  зубцы 
гребня-великана,
поднимаются они отвесно, уступами, над темными водами. Между зубцами гребня,
извиваясь глубокими прорывами, тянутся к океану голые ущелья, но у самых 
водстелются устья ущелий пурпуром песков.
     Ночь.  Стихла  битва. Зияя  черными  ранами, лежало иссеченное 
огромноетело  Атланта  у вод  океана,  на  высоком гребне, все  в рубцах, 
словно 
ктописьменами-исполинами  испещрил его  по  обугленной  коже. Одна  рука 
титанасвисала недвижно над пурпуром песков, другая тонула во мгле ущелья.
     Что за пир  вокруг тела титана?  Кто вы,  гости  ночные?  Не птицы,  
незвери,  не  нетопыри.  Без  крыльев  реют и  вьются --  легче  воздуха, 
духажизни... Это  Тени-скиталицы  непогребенных,  те, что  блуждают  над  
почвойземли. Закрыты для них врата аида.
     Жадной стаей приникли Тени к телу титана.  Как псы, лижут раны Атланта,
выпивают по капле жизнь --  его бессмертную кровь, отгоняя друг друга. И 
надними, ныряя, взлетая,  с  воем кружатся в полудреме стаи отверженных  
Теней:отогнали их Счастливые Тени. И сколько их! Борются,  бьются за кровь. 
Толькоб  каплю  испить...[5]  И  вот оживут -- на  мгновенье.  О,  как дорого  
этомгновенье! Сколько в нем!.. Не века -- мириады веков.
     -- Дай припасть! Дай мне выпить... Еще каплю... одну... Дай ожить...
     Но жестоко отгоняют  молящих новые толпы  Теней, отрывая их  рот от 
ранАтланта. Кружатся, реют Тени -- кружатся, реют и 
молят:     -- О, еще бы мгновенье!..
     И поют, засыпая, Тени прощальную песнь -- песнь 
Времени-Хроносу:
     О, кто знает, как мерится 
Время?     В нем часы -- не часы.
     Вы спросите звезду. Она 
скажет:     Век? -- Он краток, как миг.
     Миг? -- Он долог, как век.
     Только там, где кончается Время,
     Поднимается Чудо-гора.
     Дольше долгого сна 
титана     Для Теней мгновение жизни,
     Если нет во сне 
Сновидений     Близ реки Мировой, океана,
     Где багряный берег заката.

     Ночь закрывала ворота. Из-за гор океана бледно тянулся сумрак.
     Кончен пир. Улетели испуганные Тени.
     Видел   рассвет,   видел   Утренник-Пирфорос  на  крылатом  алом  коне,
предвестник Эос-Зари, как все еще дымилось  почерневшее тело  титана и 
зиялина нем по-прежнему раны меж багровых борозд от молний-бичей.
     Вздохнул океан.
     И вышли из вод  океана на берег сестры-океаниды. Волосами  отерли  
телотитана  --  золотыми,   зелеными.  Обласкали  раны  губами.  И  запели  
Гимнисцеления.
     Знали титаниды  океана: нет  лекарства  целительнее,  чем песня. И  
подпесню заживали раны Атланта. Повелели волшебницы 
вод:     -- Встань, 
Атлант!     Но недвижным оставалось бессмертное тело титана... И вздохнули 
печально
сестры-океаниды:     -- Мы бессильны! Пусть Атланта пробудит отец Океан.
     И вот  вынырнул по пояс  из черных  вод  праотец богов,  древний  
титанОкеан.  Подплыл  к  берегу.  Словно  мхи водяные в  игре  перламутра, 
словноагатов-сапфиров сияние, так диковинно-чудно мерцала сила Отца потоков и 
рек.
     Положил титан Океан руки на тело Атланта. 
Повелел:     -- Встань, 
Атлант!     Но  безгласно,  мертвой громадой  оставалось  лежать  бессмертное  
телотитана.
     Удивился  отец Океан. Уже  давно тому,  годы-века,  как ушел он  на 
дноМировой реки  от живой жизни земли  и от горя  земного.  И  покинула  
Океанавласть над силой живой. Не повинуется ему, древнему, жизнь тела.
     -- Я  бессилен! -- вздохнул  Океан.-- Не поднять мне гору  горя титана.
Пусть сильнейший или тот, кто древнее меня, Океана, поднимет Атланта.
     Погрузился седой Океан в глубину вод мировых.
     И пришел не сильнейший, а мальчик.
     И задорно же крикнул 
мальчик:     -- Пойте,  пойте, сестры-океаниды,  колыбельную песню  титану  
Атланту!Новорожденный встанет. Пойте, пойте, океаниды! Я люблю колыбельные 
песни.
     Подбежал мальчик к телу Атланта. 
Говорит:     -- Я -- сын Майи-плеяды,  Гермий,  твой  внук. Дед богов, что 
лежишь  
имолчишь? Я пришел  поиграть с  тобой в  небо  и землю. Удержал бы ты небо 
на
руках?     Открыл глаза Атлант, посмотрел на мальчика-бога. И снова закрыл их.
     А хитрец Гермий твердит 
свое:     -- Говорила мне мать,  Майя-плеяда, будто нет на земле у прабабушки 
Геиникого,  кто был б