ре. Вам, богам, дан Олимп,
мне  -- Пелион.  Что  преступаешь ты клятвы  богов? Есть  сила превыше 
твоейсилы. Ты властвуешь над водами мира -- я познаю мир и учу познанию других.
     И гневно возразил мудрому кентавру владыка 
вод:     -- Не учи смертных знанию богов. Горьким будет для них это знание.
     И  как  раз  тогда,  когда   это  говорил  олимпиец,  выходил  из  
лесумальчик-бог Асклепий. Услышал он слова Посейдона и, став между могучим 
богоми Меланиппой, смотря бесстрашно в глаза свирепому Крониду, 
сказал:     -- Говоришь, горьким будет для смертных познание? Я сделаю его для  
нихсладким.  Не простирай своей  силы на Меланнипу.  Асклепий охраняет ее. И  
ябог, как и ты.
     И  увидел   владыка  вод,  как  мгновенно  озарился  Олимп  при  
словахмальчика-бога,  и,  исполненный  ярости, отколол  мощным  ударом  ноги  
крайуступа, века нависавшего близ пещеры Хирона, и, ринув  его в пропасть, 
исчезв грохоте обвала с Пелиона.

     



Сказание о мысли Асклепия у грота речной нимфы 
Окирроэ
     У  грота  близ  потока,  где  пестовала  Окирроэ  Асклепия,  сказал  
еймальчик-бог, победитель Железного 
Вепря:     --  Окирроэ, я рожден в огне костра, в котором Аполлон сжигал мою 
мать,
титаниду Корониду. Меня вырвал Аполлон из  огня и принес к тебе, Окирроэ. 
Тыкормишь  героев  сырым  сердцем  вепрей и  львов и  мозгом  медведей,  
чтобыотважными были их сердца и  мысли. Но мне не нужны  сердца львов. Мое 
сердцезабилось в огне. Оно огненное. О, как часто я чувствую, будто  я ношу 
солнцев груди! Не хочу я называться богом. Я хочу называться титаном.
     Сказала 
Окирроэ:     -- Ты растешь, как бог, перегоняя время. Вчера ты был намного ниже.
     И ответил Окирроэ 
мальчик-бог:     -- Мне надо спешить с ростом, Окирроэ. Некогда мне быть 
маленьким. 
Надосразу вырасти в большого титана. Моя мать титанида, и я чувствую, что я 
тожетитан и только так себе бог. Я -- такой, как Хирон. Вчера я вкусил два 
корняпознания на Пелионе.  И сказал мне  Хирон:  "Один корень познания сладок, 
ноплоды  его  горьки.  Другой  корень  познания горек, но  плоды  его  сладки.
Выбирай".  И теперь я, Асклепий вчерашний,  кажусь  уже  себе  маленьким. Я,
Асклепий сегодняшний, со  вчера  на  сегодня  вырос: вижу  то, что  вчера 
невидел,  слышу то,  что вчера  не  слышал.  И себя сегодня я  вижу  другим...
Окирроэ, знаешь ты язык птиц и зверей? Могла бы ты с ними 
говорить?     Сказала 
Окирроэ:     -- Из моего потока пьют воду и звери, и птицы. Мне  внятны их 
желания 
ичувства. Но слов их не знаю. И без языка мы друг друга понимаем.
     -- Окирроэ, я сегодня узнал их  язык! Видел, как в лесу, в одряхлевшем,
высохшем дереве, умирала дриада.  Дерево было без листьев, немое и голое,  
акрутом  все звенело от  зеленого  смеха листвы. Я  услышал,  что сказал 
заяцзайчихе, когда умирала дриада.  Не хотела она умирать. Из юной и прекрасной,
как ты, у меня  на глазах она стала старухой,  вся сморщилась, ссохлась -- 
иказалась не дриадой, а куском коры, отпавшим от трухлявого дерева...  
Сказалзаяц  зайчихе, что  заяц  живет вчетверо дольше вороны, а ворон  живет 
втроедольше зайца; птица-феникс живет девять сроков, отведенных черному ворону, 
адриада  -- только в десять раз  дольше  феникса. Это  очень мало, Окирроэ...
Окирроэ! Когда  я буду  большим  титаном,  я  решил  сделать смертных 
героевбессмертными. Уйдут они в мир мертвой жизни -- я верну их  к жизни живой. 
Нобогом я быть не хочу.
     Закрыла Окирроэ благоухающей ладонью рот мальчика-бога и 
сказала:     -- Опасно богу не хотеть быть богом. Опасно называться титаном. 
Кронидыих ненавидят, и  Зевс низверг  их молниями. Молчи о  титанах,  Асклепий, 
какмолчит сын Крона Хирон. Боги все слышат и мысли читают.
     Ответил, смеясь, 
Асклепий:     -- Они  могут прочесть мысли смертного. Я не смертный. Не прочел 
Кронидмысль Прометея[20].
     Но Кронид на Олимпе слышал слова  мальчика-бога. Давно заметил с 
ОлимпаКронид, как любит  Асклепия-ребенка Хирон,  и  решил  испытать мысль и  
мощьмальчика-бога.
     Большими открытыми глазами ребенка смотрел Асклепий пытливо в мир 
живойжизни.  Казалось,  что  глаза  его всегда удивляются чуду  жизни.  Но 
что-тогрозное, как безмолвный гнев, как  предвестие  великой  бури, стояло  в 
этихшироко открытых глазах ребенка.
     Сам того не зная, он жалел. Но в глазах его была не жалость. Было в 
нихнечто другое -- то, что так любил в них Хирон: понимание и солнечный свет 
--благодатный, изливающийся в  жизнь, полный огня и тепла.  И  казалось, 
будтовсе уже понял Асклепий.

     



        Песня Окирроэ  об  Ойгле-Корониде,  дочери огненного Флегия, и о 
белом
вороне
     Сказал Асклепий, победитель Железного 
Вепря:     -- Расскажи мне, Окирроэ, кто я.
     О, если бы Окирроэ не знала! Не стала бы она тогда Гиппой. А ведь 
Гиппа-- только кобылица. Но пока Окирроэ -- речная нимфа.
     И запела Окирроэ 
песню:     -- Близ Бой