орабощающему города, суждено в будущем получить много 
прозваний, но имени доброго ты никогда не будешь иметь. (34) Между тем из всех 
городов Эдессе менее всего надлежало бы видеть от тебя чтолибо худое. (35) Ибо 
отсюда происхожу я, который, совершенно не ведая будущего, воспитал тебя и 
посоветовал твоему отцу назначить тебя своем преемником. Таким образом, для 
тебя я оказался главным виновником твоего воцарения, а для моей родины — 
источником теперешних бедствий. (36) Ибо люди по большей части сами навлекают 
на себя многие несчастия, которые с ними случаются в будущем. (37) Однако если 
у тебя осталась хоть какаялибо намять об оказанных мною тебе услугах, не 
причиняй нам больше никакого зла, воздай мне эту награду, за что ты, о царь, 
получишь возможность не считаться самым жестоким». Так сказал Стефан396. (38) 
Хосров же соглашался только тогда уйти отсюда, когда римляне выдадут ему Петра 
и Перания за то, что они, являясь рабами, полученными им по наследству, 
осмелились сражаться против него397. (39) Если же римлянам это не в радость, то 
пусть выбирают одно из двух: либо заплатить ему пятьсот кентинариев золота, 
либо принять в город некоторых из доверенных ему лиц, которые, разыскав все 
богатства города, все золото и серебро, которое окажется, доставят ему, оставив 
остальное во владении хозяев. (40) Такие оскорбительные слова сказал Хосров, 
надеявшийся без особого труда взять Эдессу. Послы, поскольку им показалось 
невыполнимым то, чего потребовал Хосров, в глубокой печали возвратились в город.
 (41) Когда они вошли внутрь укреплений и сообщили о том, что сказал Хосров, 
весь город преисполнился смятением в плачем.
      (42) Между тем постройка насыпи поднималась все выше и выше, и с большой 
спешкой работа продвигалась вперед. Римляне, не зная, что делать, вновь 
отправили послов к Хосрову. (43) Когда они оказались в лагере неприятеля и 
сказали, что они пришли просить о том же самом, они не услышали от персов ни 
одного доброго слова, но изгнанные оттуда с грубостью и шумом, были вынуждены 
возвратиться в город. (44) Сначала римляне пытались надстроить стену, 
расположенную против насыпи, другой постройкой; но когда сооружение персов 
превысило и ее, они отказались от этой работы в склонили Мартина уладить дело о 
мире любым образом, каким он пожелает. Тот, подойдя близко к вражескому лагерю, 
вступил в разговор с некоторыми из персидских военачальников. (45) Они, вводя 
Мартина в заблуждение, стали говорить ему, что их царь настроев мирно, но, что 
он, Мартин, никак не может убедить римского автократора отказаться от 
стремления соревноваться с Хосровом и заключить с ним мир. (46) Ибо и Велисарий,
 который намного превосходит могуществом и саном его, Мартина, чего он, впрочем,
 и не отрицает, и который недавно смог убедить персидского царя, находившегося 
уже в центре римских владений, отступить оттуда в персидские пределы398, 
пообещав, что в скором времени прибудут к нему послы из Византия и установят на 
прочной основе мир, ничего не сделал из того, за что ручался, поскольку 
оказался не в состояния преодолеть волю Юстиниана.
      XXVII. В это время римляне придумали следующее. Они сделали подкоп из 
города под неприятельскую насыпь, приказав копавшим его не прекращать работы, 
пока они не дойдут до середины холма. Таким образом они собирались поджечь эту 
насыпь. (2) Когда подкоп дошел почти до середины холма, до персов, стоявших 
наверху, дошел какойто шум. (3) Догадавшись о том, что происходит, они сами 
начали копать сверху, делая ров с обеих сторон от центра, чтобы таким путем 
захватить римлян, затевающих против них зло. (4) Узнав об этом, римляне 
прекратили работу, навалили земли в уже пустое место и стали действовать у 
нижней части насыпи, которая подходила к стене. Вытащив снизу дерево, камни и 
землю, они сделали своего рода комнатку, набросали туда стволы 
легковоспламеняющихся деревьев, облив их кедровым маслом, серой и асфальтом. 
(5) Все это у них было уже наготове, а тем временем персидские военачальники, 
часто встречаясь с Мартином, вели с ним разговоры, о которых я сказал, делая 
вид, будто бы они хотят принять предложение о начале мирных переговоров. (6) 
Когда же насыпь у них была доведена до конца и приблизилась к городской стене, 
высотой намного ее превышая, они отослали Мартина, явно отказавшись от 
заключения мира и вознамерившись далее приступить к активным действиям.
      (7) Поэтому римляне тотчас же подожгли стволы деревьев, заготовленных ими 
для этого случая. Огонь разрушил некоторую часть насыпи, но еще не успел 
полностью в нее проникнуть, как все дерево сгорело. Однако римляне, не теряя 
времени, беспрерывно бросали в подкоп новые дрова. (8) Огонь уже разгорелся 
подо всей насыпью, и ночью повсюду над этим холмом показался дым. Не желая 
позволить персам заметить это, римляне предприняли следующий маневр. (9) 
Наполнив маленькие сосуды горящими углями, они начали в большом количестве 
бросать их вместе с зажигательными стрелами по всей насыпи. Персы, стоявшие 
здесь на страже, стали быстро ходить тудасюда и тушить их. Они думали, что дым 
поднялся по этой причине. (10) Но поскольку он продолжал распространяться, 
варвары в большом числе бросились туда на помощь. Римляне же, пуская в них 
стрелы со стены, многих из них поубивали. (11) С восходом солнца сюда прибыл и 
Хосров, сопровождаемый большей частью войска. Поднявшись на холм, он первый 
понял причину несчастья. (12) Ибо он обнаружил, что дым идет изнутри, а не от 
того, что метали враги. Он тотчас приказал всему войску спешно идти на помощь. 
(13) Римляне, воспрянув духом, бросали им оскорбительные слова; из варваров же 
одни засыпали землей, другие заливали водой те места, где показывался дым, 
надеясь, таким образом, одолеть беду, но им это совершенно не удавалось. (14) 
Там, где насыпали землю, естественно, дым прекращался, однако, вскоре он 
появлялся в другом месте, поскольку огонь заставлял его искать себе выход, где 
только можно. Что же касается воды, то чем больше ее кудалибо попадало, тем 
больше увеличивалось действие смолы и серы, отчего еще сильнее охватывались 
огнем попадающиеся бревна, и она гнала огонь все дальше, поскольку нигде не 
могло проникнуть внутрь насыпи та