войны с 
персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, 
множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. (41) 
Мунд же, назначенный стратигом Иллирии, по воле случая вызванный в Виз?нтий по 
какомуто делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами.
      (42) Когда Ипатий прибыл на ипподром, он тотчас поднялся на то место, где 
подобает находиться василевсу209, и сел на трон, с которого василевс 
обыкновенно смотрит конские ристания и гимнастические упражнения. (43) Мунд 
выступил из дворца через ворота в том месте, которое называется Кохлией 
(Улиткой) изза формы своего сильно закругленного выхода210. (44) Велисарий же 
вначале прямо направился к Ипатию и трону василевса. Когда же он оказался возле 
ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, он стал кричать солдатам, 
приказывая им как можно скорее открыть ворота, чтобы он мог двинуться против 
тирана. (45) Поскольку же у этих солдат было условлено не помогать ни тем, ни 
другим, пока не станет ясным, на чьей стороне победа, они заперлись там, делая 
вид, что ничего не слышат211. (46) Возвратившись к василевсу, Велисарий стал 
уверять его, что дело их погибло. (47) Так как даже солдаты, которые несут 
охрану дворца, думают о перевороте. Василевс приказал ему идти к Халке212 и 
тамошним пропилеям. (48) С трудом, не без больших опасностей и усилий 
пробираясь через развалины и полуобгоревшие строения, он добрался до ипподрома. 
(49) Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от 
трона василевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, но поскольку 
там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами 
Ипатия, он устрашился того, как бы народ не набросился на него, когда он 
окажется в трудном положении в этом узком месте, и не уничтожил бы его и всех 
его людей, а затем без какихлибо препятствий не двинулся бы против василевса. 
(50) Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на 
ипподроме — бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке. 
Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на 
них213. (51) Народ, стоявший нестройной толпой, увидев одетых в латы воинов, 
прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших 
мечами, обратился в бегство. (52) Как обычно бывает в подобных случаях, 
поднялся большой крик. Поблизости находился Мунд, человек смелый и энергичный, 
сам жаждавший принять участие в деле, но не знавший, что именно ему надлежит 
сейчас делать. Догадавшись наконец, (по крику), что Велисарий уже действует, он 
тотчас устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый)214.
 (53) Ипатиевы мятежники гибли, нещадно поражаемые с обеих сторон. Когда исход 
дела стал ясен и перебито было уже множество народа, двоюродные братья 
Юстиниана, Вораид215 и Юст216, поскольку никто уже не отважился поднять на них 
руку, стащили Ипатия с трона, и отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу.
 (54) В этот день погибло более тридцати тысяч людей217. Василевс приказал 
содержать их [Ипатия и Помпея] под надежной охраной. (55) Тогда Помпеи стал 
рыдать и говорить жалобные речи, был он человеком совершенно неискушенным в 
делах и бедах такого рода. Ипатий же его много упрекал, говоря, что не следует 
плакать тому, кто погибает невинно: (56) ибо народ силой заставил их против их 
собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея 
злого умысла против василевса. На следующий день солдаты убили и того, и 
другого, а тела их бросили в море. (57) Василевс конфисковал в пользу казны их 
имущество, а также имущество всех других членов сената, которые приняли их 
сторону. (58) Впоследствии, однако, он вернул всем им, в том числе и детям 
Ипатия218 и Помпея, все их прежние достоинства и отдал то имущество, которое не 
успел раздать своим приближенным219. Таков был исход мятежа в Виз?нтии.
      XXV. Трибониан и Иоанн, отрешенные таким образом от должностей, 
впоследствии оба были возвращены на прежние посты. (2) Трибониан прожил еще 
много лет, занимал свою должность и умер от болезни220, не испытав более ни от 
кого никакой неприятности. Был он обходительным и во всех прочих отношениях 
приятным, а благодаря своей высокой образованности он очень умело скрывал 
болезненную страсть к корыстолюбию. (3) Напротив, Иоанн (был он груб и несносен,
 раздавая удары всем, кто попадался ему на пути, и без всякого основания грабя 
сплошь все их имущество), на десятом году исполнения своей должности221 
претерпел достойное и справедливое возмездие за беззаконие, совершаемое им в 
течение своей жизни, следующим образом. (4) Василиса Феодора ненавидела его 
больше всех. Он же, оскорбив женщину своими поступками, не старался лестью или 
услужливостью смягчить ее, но открыто строил против нее козни и клеветал на нее 
василевсу, не стыдясь ее высокого сана и не щадя той великой любви, которую 
питал к ней василевс. (5) Заметив его поступки, она задумала погубить этого 
человека, но не находила для этого подходящих средств, поскольку василевс 
высоко его ценил. (6) Иоанн же, узнав о том, каковы были мысли василисы на его 
счет, впал в большой страх. (7) Когда он, собираясь ложиться спать, входил в 
свою спальню, он каждую ночь опасался, что встретит тут какогонибудь варвара, 
посланного убить его, выглядывал из своего покоя, осматривал входы, проводя 
бессонную ночь, хотя он имел при себе тысячи копьеносцев и щитоносцев, чего, по 
крайней мере раньше, не бывало ни у одного из эпархов двора. (8) С наступлением 
дня, забыв все страхи и перед Богом, и перед людьми, он вновь становился 
гибелью для римлян, как в государственных делах, так и в частной жизни. Он 
часто общался с колдунами, внимая нечестивым их пророчествам, предсказывавшим 
ему верховную власть, явно витал в эмпиреях и возносился до небес в надеждах на 
царский престол. (9) Но вся его порочность, весь гнусный образ жизни ничуть не 
менялись и не прекращались. (10) У него не было никакого почтения к Богу, и 
если он когданибудь шел в храм молиться или на всенощное бдение, он поступал 
не так, как принято у христиан, но, надев на себя одеяние, подобающее скорее 
жрецу древней веры, которую теперь принято назы