|
вводит читателя в вихрь военных событий, описывая их оживленно, свежо,
динамично. Среди прочих художественных средств живость изложения достигается им
и посредством употребления первого лица. Написанные под непосредственным
впечатлением происходящего, многие главы его труда по существу являются тем,
что мы сегодня назвали бы прекрасными репортажами с фронта. Таково, например,
описание битвы при Дециме в главах 17 — 19 первой книги, где живо и ярко
описываются перестрелки между авангардами византийцев и вандалов, движение
основной части византийской армии и, конечно же, само сражение. Столь же
захватывающе описана битва при Трикамаре, имевшая место в сентябре 533 г.1052,
да и многие другие.
Показательно вместе с тем, что Прокопий, который как советник Велисария
был посвящен в мельчайшие подробности всех дел, зачастую намеренно не дает
отдельных незначительных деталей происходящего, освобождая от них свой рассказ
и концентрируя внимание читателя на самых важных и интересных из событий, к
которым он относит и подвиги героев. Таким образом общая картина оказывается
более выпуклой и впечатляющей. Под талантливым пером историка события
вандальской войны как бы обретают вторую жизнь, сохраняя свою силу и
значительность. Как и в «Войне с персами», Прокопий стремится поразить внимание
читателя не только картинами сражений, но и бытовыми сценами. Таково описание
пира Гонтариса в мае 546 г., в котором Прокопий блистает и тонкостью
психологических характеристик, и изложением примечательных подробностей
пиршества: расположением пирующих, ситуацией среди охраны и в гарнизоне,
приготовлениями к убийству мятежников1053. Историк прекрасно владеет материалом,
создавая подлинно художественное произведение.
Красочности изложения служат также речи в письма, включенные в
произведение, которые, хотя конечно, не вымышлены до конца, все же сильно
переработаны литературно.
Достойной исторического романа является и сцена встречи Гелимера со своим
братом Назоном1054. Прокопий словно прочувствовал историческую значимость
происходящего — упадок государства вандалов — и нашел для его передачи
адекватное литературное выражение.
В «Войне с вандалами» Прокопий с удивительной яркостью обнаружил умение
художественными средствами передать психологически сложный характер
действующего лица. К числу таких наиболее удавшихся образов относится образ
короля вандалов Гелимера. Прокопий рисует его как человека, в котором совсем
еще недавно народ видел Лучшего и безупречного воина, затем вдруг без
сопротивления отдавшегося под удары судьбы. В Дециме Гелимер потерял время,
оплакивая своего умершего брата, и упустил решающий момент; при Трикамаре,
сочтя свое дело окончательно проигранным, бежал, не сделав никаких распоряжений,
и даже не попытался вновь собрать свое войско, чтобы совершить атаку, которая,
возможно, доставила бы ему победу. Таким он и оставался до конца:
впечатлительным, изменчивым, безо всякой настойчивости и твердой воли.
Отдавшись в конце концов в руки Велисария, и перед этим полководцем, и перед
императором Юстинианом он держал себя с иронией разочаровавшегося во всем
философа, который знает тщету людских дел и находит удовольствие в том, чтобы
видеть в себе достойный удивления и жалости пример. Именно в уста Гелимера
Прокопий вложил слова Екклезиаста: «Суета сует и всяческая суета»1055.
Судьба Гелимера, да и самого королевства вандалов, недавно еще «цветущего
богатством и военной силой», а теперь «уничтоженного в столь короткое время
пятью тысячами пришельцев, не знающих, куда пристать»1056, дает возможность
Прокопию поразмышлять над одной из важных для него тем — темой судьбы, которая
в произведениях Прокопия имеет еще много общего с античной ????. Рассказывая,
как византийцы после победы при Дециме наслаждались яствами, приготовленными
для Гелимера, Прокопий восклицает: «Таким образом можно было наблюдать судьбу
во всем ее блеске; она как бы показывала, что все принадлежит ей, у человека же
нет ничего, что может считаться его собственным»1057.
И все же, несмотря на отдельные грустные нотки, «Война с вандалами»
исполнена радужных надежд, проникнута гордой уверенностью в мощи византийского
оружия и светлой верой, что самой империи покровительствует Бог.
Тем не менее, разделяя завоевательные планы Юстиниана и веря в их успех,
Прокопий уже тогда начинает испытывать разочарование в самом Юстиниане. Иными
словами, разделяя концепцию прав византийского государства на римское наследие,
историк не принимает безусловно современного ему выразителя этой концепции.
Критика в адрес императора угадывается уже в подчеркивании выдающихся качеств
автократора Феодосия, «справедливого человека и прекрасного воина»1058, и в
намеке на основателя Византии Константина1059.
Скрытой иронией в адрес Юстиниана проникнута переписка между императором
и королем вандалов Гелимером. Советы, которые Юстиниан дает Гелимеру1060, по
существу являются намеком на поведение самого Юстиниана, когда он фактически
правил при своем дяде Юстине, о чем Прокопий с резким осуждением скажет в
«Тайной истории»1061. Таким образом Прокопий как бы ставит на один и тот же
уровень и Юстиниана, и жестокого тирана Гелимера, не ограничиваясь при этом
лишь намеком на нравственную сторону их поступков, но прибегая и к титулатуре.
«Царь Гелимер царю Юстиниану»1062, — так начинает он письмо Гелимера. В своем
ответе Гелимеру Юстиниан угрожает ему, что его постигнет наказание демона
(дьявола)1063, а поскольку король вандалов потерпел наказание от Юстиниана,
получается, что онто и есть демон. Этим скрытым намеком «Война с вандалами»
вновь перекликается с «Тайной историей», где тема Юстиниана как воплощения
демона (дьявола) является одной из главных тем.
Наконец, завершается «Война с вандалами» рассуждением о резком сокращении
населения Ливии и его обнищании1064. Это уже не просто критика отдельных
поступков Юстиниана или его ошибок в Африке,
|
|