казал, также, что Гонтарису следует двинуться на врага всем войском. (33) 
Сначала он хотел пойти в Гадрумет со всем своим войском и соединиться с верными 
василевсу силами. (34) Но после долгих дум ему показалось, что будет лучше, 
если он устранит Гонтариса и таким образом избавит Ливию и василевса от такого 
затруднения. (35) Вернувшись в Карфаген, он сообщил тирану, что против врагов 
ему необходимы более многочисленные силы. (36) Посоветовавшись с Пасифилом, 
Гонтарис решил вооружить всех своих людей и, оставив охрану в Карфагене, самому 
стать во главе войска, двигающегося против неприятеля. (37) Между тем ежедневно 
он казнил многих, па кого у пего падало хоть малейшее подозрение, даже не 
имеющее никакого основания. (38) Пасифилу, которого он намеревался поставить во 
главе охраны Карфагена, он поручил без всякого разбора перебить всех греков.
      XXVIII. Уладив все, как он считал нужным, он решил устроить пир для своих 
близких ибо на следующий день он собирался в поход. (2) Этот пир он затеял в 
помещении, где издавна были приготовлены три ряда лож. (3) Сам он, конечно, 
возлежал на первом ложе, где находились также Афанасий и Артаван, некоторые 
друзья Гонтариса, в том числе Петр, родом фракиец, являвшийся прежде 
копьеносцем Соломона. (4) На остальных ложах разместились самые важные и 
знатные вандалы. (5) Иоанна, который командовал мятежниками Стоцы, Пасифил 
угощал отдельно; из других близких друзей Гонтариса каждый занял то место, 
какое кому хотелось. (6) Когда Артаван получил приглашение на этот пир, он, 
считая, что для него это удобный случай для убийства тирана, принялся 
обдумывать, как ему исполнить свой замысел. (7) Поделившись своим планом с 
Григорием и Арташиром, он сообщил о нем и трояк своим копьеносцам, которым 
велел войти внутрь помещения, имея при себе мечи (когда пируют военачальники, 
то по закону позади них стоят их копьеносцы), а когда они будут внутри, 
внезапно произвести нападение в наиболее подходящий момент, и чтобы первым 
начал это Арташир. (8) Григорию он поручил выбрать из армян наиболее отважных, 
привести их ко дворцу, имея в руках только мечи (полагалось, чтобы 
сопровождавший военачальника в городе был вооружен лишь этим оружием), и 
оставить их внутри в портике с копьеносцами, никому из них не сообщив о замысле,
 но сказав только, что есть подозрение, будто Гонтарис пригласил Артавана на 
пир с коварными намерениями. (9) Поэтому он пожелал, чтобы они стали рядом с 
копьеносцами Гонтариса, которые тоже находились тут на страже, и как бы в шутку,
 забавляясь, брали бы у них щиты, которые те держали, размахивая или всячески 
двигая их вверх и вниз, и все время вертели бы у себя в руках; когда же внутри 
помещения поднимется шум или крик, схватив эти самые щиты, бегом бежали бы на 
помощь. (10) Таково было приказание Артавана, и Григорий выполнял то, что ему 
было поручено, а Арташир придумал следующее: разломав пополам несколько стрел, 
он положил их на левую руку от запястья до локтя. Крепко привязав их ремнями, 
сверху он прикрыл их спускающейся здесь частью одежды. (11) Сделал он так для 
того, чтобы в случае, если ктонибудь, направив на него меч, захотел бы его 
ударить, то не причинил бы ему вреда в то время, когда он, защищаясь, захочет 
подставить левую руку, ибо железо, вонзившись в дерево, сломается и не сможет 
коснуться его тела. (12) Артавану он сказал так: «Я надеюсь выполнить это 
предприятие без малейшего колебания и вот этим мечом поразить тело Гонтариса. 
Но далее я не могу сказать, будет ли воля Бога, гневающегося на этого тирана, 
помочь мне в этом смелом поступке, или же, наказывая меня за какието 
прегрешения, воспрепятствовать мне совершить это дело. (13) Если ты увидишь, 
что, поразив этого тирана, я не нанес ему смертельной раны, ты немедля убей 
меня этим моим мечом, чтобы, подвергнутый им (Гонтарисом) пытке и сказав, что 
на это дело я отважился по твоему указанию, я и сам не погиб бы позорной 
смертью и против своей воли заставил бы погибнуть и тебя». (14) Вот что сказал 
Арташир, и вместе с Григорием и одним из копьеносцев он вошел в помещение и 
стал позади Артавана. Остальные остались возле охраны и выполняли то, что было 
им поручено.
      (15) В начале пира Арташир, думая приступить к выполнению своего 
намерения, взялся было за рукоятку своего кинжала. (16) Однако Григорий помещал 
ему в этом, сказав поармянски, что Гонтарис еще вполне в себе, так как вина 
выпито немного. (17) Арташир, вздохнув, сказал ему: «О человек! Как хорошо я 
был настроен, и ты не вовремя мне помешал». (18) Когда пир зашел далеко и 
Гонтарис сильно подвыпил, он, желая проявить щедрость, дал и копьеносцам часть 
кушаний. (19) Они, взяв их и выйдя из комнаты, собирались приступить к еде. При 
Гонтарисе остались только три копьеносца одним из которых был Улитей. (20) 
Вышел и Арташир, как бы для того, чтобы с остальными насладиться этими блюдами. 
(21) Тут ему пришла мысль, как бы, когда он захочет извлечь кинжал, чтолибо 
ему не помешало. (22) Оказавшись за пределами зала, он незаметно бросил ножны 
меча и, взяв его под мышку обнаженным, прикрытым только верхней частью руки, 
быстро подошел к Гонтарису, как будто собираясь сказать ему чтото тайком от 
других. (23) Когда это увидел Артаван, он пришел в сильное волнение и, 
поскольку опасность была велика, его охватило глубокое беспокойство; он начал 
вертеть головой и меняться в лице и, казалось, ввиду исключительности 
предприятия, он совершенно был не себя. (24) Увидав это, Петр понял, что 
происходит, однако, никому об этом не сказал, так как, будучи очень расположен 
к василевсу, вполне сочувствовал тому, что совершается. (25) Когда Арташир 
подошел совсем близко к тирану, ктото из слуг его толкнул и, когда он немного 
отступил, служитель заметил обнаженный меч и закричал: «Это что такое, 
милейший!». (26) Гонтарис, приложив руку к правому уху, повернувшись к нему 
лицом, смотрел на него. (27) В этот момент Арташир ударил его мечом и отсек ему 
часть лба с пальцами. (28) Тут Петр громким голосом начал побуждать Арташира 
убить самого безбожного из всех людей. (29) Увидев, что Гонтарис вскочил, 
Артаван (ибо он возлежал рядом) выхватил большой обоюдоострый нож, висевший у 
него на бедре, всадил его целиком до самой рукоятки в левый бок тирана и так 
его