|
енри Хиггинс, подобрав на улице вульгарную, разбитную
цветочницу, обучил ее светским манерам, правильной, грамотной речи - словом,
воспитал ее так, что в обществе она вполне могла сойти за настоящую леди.
Правда, увлекшись экспериментом, он забыл о простой истине, известной уже
древним грекам: "Человек есть мера вещей". Вещи приобретают смысл именно тогда,
когда человек соприкоснется с ними, а в особенности, если он их сам создает.
И случилось непредвиденное: убежденный женоненавистник Хиггинс влюбился в
собственное творение, ставшее как бы частью его самого. В сущности, повторилась
история, о которой повествовал старинный миф, подробно изложенный римским
поэтом
Овидием.
Царь Кипра Пигмалион, разочаровавшись в женщинах, жил в одиночестве.
Очевидно, это обстоятельство все-таки угнетало его, и он нашел себе занятие,
вполне достойное его высокого положения: он приобщился к искусству. И однажды
из-под его резца вышла прекрасная статуя. Женщина из слоновой кости казалась
совершенно живой, словно готовой сойти с места, но опасающейся чего-то.
Пигмалион удивился и, естественно, решил проверить, с кем имеет дело. Он
поцеловал статую, осторожно коснулся ее тела. Увы, признаков жизни не
обнаруживалось. Но старый холостяк знал, как искусно могут притворяться женщины,
и решил обратиться к испытанным приемам. Он смущал ее ласковыми речами, осыпал
драгоценными украшениями. Тщетно! Статуя устояла. И тогда Пигмалион пустил в
ход
последний козырь: он решил вступить в законный брак. Обратившись к Афродите, он
молил ее дать ему жену, похожую на статую из слоновой кости. Богиня любви
отлично поняла истинный смысл этой туманной формулировки и вдохнула жизнь в
бесчувственное тело красавицы, которая, естественно, тут же влюбилась в своего
создателя.
Сделал ли Пигмалион после женитьбы хотя бы одну скульптуру, неизвестно.
Да, впрочем, вряд ли теперь в этом была необходимость, хотя, конечно, не грех
было бы из благодарности воздвигнуть статую самой Афродиты. Но богиня на него
не
обижалась - изображений ее в Элладе и так хватало. Лучшие мастера Греции
посвящали ей свои творения. А самая знаменитая статуя - Афродита Милосская - на
многие века стала общепризнанным эталоном женской красоты - возвышенной,
таинственной, непостижимой. Рожденная из морской пены, богиня загадочно смотрит
вдаль, уверенная в своей неотразимости. Такой ее изобразил антиохийский
скульптор II века до нашей эры - Александр. Такой она предстает ныне перед
посетителями парижского Лувра. Века сохранили эту удивительную красоту, и хотя
у
статуи не хватает рук, кем-то отбитых и, как говорят, куда-то проданных, все же,
как писал П. Антокольский:
Безрукая. Обрубок правды голой.
Весь в брызгах пены идол торжества.
Он людям был необходим, как голод,
И недоказан был, как дважды два.
СЛАВА ГЕРОСТРАТА
Артемида вечно бродит вдали от Олимпа: она заботится о стадах, о диких
зверях, помогает пастухам и охотникам. Именно ей был посвящен самый
величественный храм древности, который вошел в число семи чудес света. Его
воздвигли в Малой Азии, в Эфесе. Рассказывали, что сама богиня помогала
архитектору и мастерам, работавшим в общей сложности 120 лет. К. 450 году до
нашей эры храм, наконец, был завершен и вызвал всеобщее восхищение своей
красотой, легкостью и изяществом. Он простоял около сотни лет - до того самого
дня, который принес всемирную славу двум весьма непохожим людям. Один из них,
царь Александр Македонский, в тот день родился. Другой - ничем не
примечательный
житель Эфеса Герострат - решил увековечить свое имя в памяти потомков и поджег
знаменитый памятник - гордость малоазийских греков. И, надо сказать, столь
чудовищный способ вполне оправдал надежды безумного честолюбца. В эллинских
государствах было принято специальное постановление о том, чтобы предать имя
Герострата забвению. Писателям запретили упоминать о нем даже в рассказе о
пожаре в храме Артемиды. И все-таки имя пережило века. "Геростратова слава" -
так и поныне называют позорную известность тех, кто запятнал себя преступлением
или недостойным деянием.
Ловкая, сильная, мужественная Артемида хозяйничает в лесах и горах, и нет
спасения от ее звенящих, не знающих промаха стрел. Она же нежно ухаживает за
детенышами диких животных, ревниво оберегает священные рощи, куда запрещено
вторгаться смертным, девственные луга и поля. Сердце ее холодно, и ей незнакомы
любовные томления. Но горе тому, кто посмеет посягнуть на ее
|
|