6). Еще один важный фактор — умение заимствовать от соседей все лучшее (VI, 25, 
11). 

Преимущество римской политической системы Полибий видит не только в ее 
внутренней стабильности, но и в том, что она вкупе с эффективной военной 
организацией обеспечила ему господство над всем обитаемым миром (VI, 50, 4). 

Опасностью для любого государственного устройства Полибий считает преступление 
меры (классическая теза эллинских мудрецов), в результате которой государство 
может скатиться к худшей из политических систем — охлократии, власти толпы (VI, 
57, 5—9). Власть над покоренными удерживается теми же средствами, что и 
приобретается (X, 36, 5—6), прежде всего доблестью и умеренностью   4 , в Риме 
же налицо начавшийся упадок нравов (XXXII, 11, 3—7). Впрочем, для Полибия 
очевидно, что и Римское государство не вечно, указывая, что будет рассматривать 
его «возрастание, наивысшее развитие, равно как и предстоящий ему переход в 
состояние обратное» (VI, 9, 12). И он не ошибся. 

Что касается философских взглядов Полибия, то им присущ эклектизм или, если 
выразиться мягче, синтез различных философских воззрений   5 . Он испытал на 
себе влияние идей Платона, Аристотеля, стоиков. Важнейшими Полибий считал 
этические вопросы (XII, 26с, 4), которым уделил немало места в своем труде. 
Остановимся на важнейшем из них — проблеме нравственности в политике. С одной 
стороны, Полибий соглашался с тем, что подчинение слабых сильными норма   6 — 
ее сформулировал еще Фукидид (I, 76, 2; V, 105, 2)   7 . Но в то же время 
историк выступает против отождествления власти «с грубой силой, как то делают 
другие политические теоретики, гордящиеся своим реалистическим подходом. 
Напротив, он не раз делает акцент на том, что политика грубой силы плоха даже с 
точки зрения силовой политики»   8 . Наглядный пример — варварство Филиппа V, 
который во время Союзнической войны не только разорял земли этолийцев, что было 
в порядке вещей, но и разрушал храмы и статуи богов в отместку за аналогичные 
действия противника. Однако Полибий считает, что нельзя уподобляться врагу в 
таких вещах, и Филипп скорее добился бы дружбы с этолийцами великодушием, 
нежели подобной жестокостью (V, 11—12). 

Историк вкладывает в уста этолийца Фения тезис о том, что надлежит «или 
побеждать в борьбе, или покоряться сильнейшему» (XVIII, 4, 3; то же см.: 
Плутарх. Марий, 31). Сходным образом выражается и ахеец Аристен (XXIV, 14, 4). 
Но характерно, что в первом случае так говорит представитель ненавистных 
историку этолийцев, а во втором выступает с возражениями кумир Полибия 
Филопемен (XXIV, 15). Возражения эти тем более примечательны, что речь идет о 
подчинении Риму, которое Полибий в целом оправдывал. Филопемен говорит, что 
прекрасно понимает — рано или поздно Эллада полностью попадет под власть римлян.
 Но к чему торопить это время? К чему поощрять наклонности сильного к угнетению 
слабого? Надо выполнять лишь те требования римлян, которые предусмотрены 
договором, коль последние известны своей верностью соглашениям. «Если они 
станут предъявлять нам какие-либо незаконные требования, то напоминанием о 
наших правах мы сдержим их раздражение и хоть немного смягчим горечь их 
властных повелений» (XXIV, 15, 3). Правда, придерживаясь такой политики во 
время Третьей Македонской войны, Полибий попал в изгнание, но важна сама мысль 
об «идеальном» подчинении как постепенном, возможно более мягком переходе под 
власть сильнейшего. 

Отношение к римлянам также было для Полибия серьезной нравственной проблемой. 
Считая эллинов выше других народов (V, 90, 8), он не раз упоминает об обращении 
их в рабство римлянами (IX, 39, 3; XXII, 11, 9). В другом месте историк 
рассказывает, как консул Ацилий Глабрион велел надеть железный ошейник на 
этолийских послов (XX, 10, 8), чья личность неприкосновенна   1 . Некий Агелай 
в 217 г , сравнивает римлян и карфагенян с надвинувшейся тучей — кто бы из них 
ни победил, платить придется эллинам. Эллинам и македонянам надо объединиться в 
борьбе с этой угрозой (V, 104). Ко времени Полибия это могло звучать лишь как 
антиримский выпад — Карфаген никакой угрозы уже не представлял, да и сам призыв 
Агелая, по-видимому, возможно, является вымыслом Полибия  2 . Историк обличает 
бессовестный захват римлянами Сардинии, считая ее одной из важнейших причин 
Ганнибаловой войны (I, 88, 11—12; 10, 1—3; III, 15, 10). Обращает на себя 
внимание и объективное отношение к злейшему врагу Рима Ганнибалу (см. выше). 
Его отец Гамилькар Барка, также ярый недруг римлян, признается «величайшим 
вождем того времени по уму и отваге» (I, 64, 6). Эти и многие другие примеры 
свидетельствуют о том, что Полибий, хотя и считал римское завоевание величайшим 
деянием tyche, относился к римлянам весьма неоднозначно. Почему же он все-таки 
положительно оценивал установление их власти над ойкуменой? 

Причин тому несколько. Естественно, в годы молодости он явно не был сторонником 
римлян. Однако 17 лет, проведенные в Италии, не пропали для него даром, тем 
более что историк общался далеко не с худшими представителями римского 
нобилитета. Оказало на него воздействие и «обаяние силы» римлян  3 . К тому же 
не слишком гибкая политика Диея и Критолая в Ахайе не могла не вызвать у него 
раздражения. Именно этих людей и их сторонников он считал главными виновниками 
учиненного римлянами в 147—146 гг. погрома. Римское господство стало казаться 
единственной надежной гарантией от таких эксцессов.