ую сильную часть своего многонационального войска 
- персов (Her. IX, 31). Таким образом, не военная слабость была причиной столь 
удивительной уступчивости Спарты в вопросе военной гегемонии. Фукидид так 
объясняет этот акт миролюбия: спартанские власти боялись, что "посланные за 
рубеж полководцы могут быть подкуплены (как это они уже испытали на примере 
Павсания)" (I, 96, 7). Ту же причину отказа Спарты от гегемонии приводит и 
Плутарх (Arist. 23).


Какова же роль в этом деле спартанского наварха Павсания? Ведь именно его 
поведение послужило формальным предлогом для замены спартанских адмиралов 
афинскими. Незаменимым источником в данном вопросе является Фукидид (I, 
128-134)
008_146
. Очевидно, в распоряжении Фукидида имелись бумаги из архива Павсания. Во 
всяком случае, он цитирует два письма из переписки Павсания с Ксерксом. Г. 
Шефер усматривает стилистическое сходство писем с текстами спартано-персидских 
договоров 413-411 гг., приводимых Фукидидом (VIII, 18; 37; 58)
008_147
. Комментатор Фукидида А. Гомм, отказываясь судить о том, как сохранились эти 
письма, считает их подлинными, основываясь на некоторых текстуальных 
совпадениях писем с сохранившимися надписями
008_148
. М. А. Дандамаев, оценивая, в частности, письмо Ксеркса к Павсанию (Thuc. I, 
129, 3), отмечает, что по стилю оно напоминает ахеменидские надписи и, 
бесспорно, является подлинным. Он полагает, что Фукидид имел копию с греческого 
перевода персидского оригинала
008_149
.


Эта переписка между спартанским навархом и персидским царем - весьма 
знаменательное явление. Судьба Греко-персидских войн к 479-478 гг. была решена, 
и Персия, проиграв их в военном отношении, по-видимому, решила исправить дело 
путем дипломатических интриг. Уже первые контакты с греками показали персам, 
что греческие государственные деятели, как правило, не могут устоять перед 
взятками. Именно поэтому Ксеркс после серии военных неудач решил обратиться к 
подкупу. Случай скоро представился. Павсаний, опекун малолетнего царя Плистарха,
 а тогда главнокомандующий объединенным греческим флотом в Геллеспонте, сам шел 
на сближение с Персией
008_150
. Он, пользуясь

своим положением, сумел оказать ряд важных услуг персидскому царю и благодаря 
этому наладить личные контакты с Ксерксом. Так, он тайно вернул царю нескольких 
его родственников, которые попали в плен после взятия греками Византия. Данная 
акция была его личной инициативой, осуществленной втайне от прочих греков (Thuc.
 I, 128, 5-6).

Вопрос заключается в том, действовал ли Павсаний полностью на свой страх и риск 
или за ним стояли какие-то заинтересованные круги в самой Спарте, желающие 
заключения союза с Персией в качестве противовеса все возрастающей мощи Афин. 
Детальный рассказ Фукидида об аресте Павсания наводит на мысль, что, по крайней 
мере, часть эфоров сочувствовала регенту (I, 128-134, особенно 134, 1). Так что 
имеет под собой некоторое основание взгляд Ф. Г. Мищенко, что "дружественные 
отношения его с персидским царем не только не осуждались, но до известного 
предела даже поощрялись сильной политической партией в Лакедемоне"
008_151
. Во всяком случае, только при наличии сторонников в Спарте Павсаний мог 
безнаказанно в течение долгого времени проводить более чем странную для 
спартанского царя политику. Общая вражда к Афинам часто будет соединять Спарту 
с Персией и впоследствии.


Конечно, вряд ли стоит полностью согласиться с мнением Геродота, который даже 
употребляет в отношении Павсания термин

tuvranno"

(V, 32), и Фукидида, что Павсаний стремился "к владычеству над всей Элладой" (I,
 128, 3; см. также: Dem. LIX, 97-98). Его амбиции, возможно, так далеко не 
простирались. Но Фукидид верно передает то общее впечатление, которое сложилось 
в обществе о неприемлемом для грека поведении спартанского лидера. Не могла не 
возмущать, например, вызывающая надпись, которую после битвы при Платеях 
Павсаний приказал начертать на треножнике, посвященном в Дельфы (Thuc. I, 132, 
2). В ней он объявлял лично себя победителем при Платеях. Спартанские власти 
замяли скандал, приказав выскоблить с треножника имя Павсания и "взамен 
вырезать имена всех городов", участвовавших в битве. В высокомерии и спеси 
обвиняли Павсания также и за посвятительную надпись, которую он поместил на 
медном кратере, поставленном на морском побережье вблизи Византия. В эпиграмме, 
цитируемой Афинеем, Павсаний называет себя

"начальником (архонтом) обширной Эллады" (XII, 536 a; cp.: Her. IV, 81). 
Разумеется, подобные факты и легли в основу представления (впрочем, вполне 
справедливого) о Павсании как о непомерном честолюбце.

Но если у Павсания и были далеко идущие планы относительно всей Греции, первые 
шаги по их осуществлению он должен был сделать дома. Для начала ему следовало 
добиться первенствующего положения в самой Спарте, став там царем
008_152
. В глазах людей, получивших спар