|
рану нападали иноземные завоеватели,
они принуждали вас, блуждающих словно овцы без пастуха, покидать ваши
овчарни, и так продолжалось, пока римская мощь не возвращала вас снова в
ваши владения. Ужели вы вечно будете уповать лишь на чужую поддержку и не
возьмете в свои руки щитов, мечей, копий против грабителей, которые никоим
образом не могли бы осилить вас, когда бы не ваши вялость и косность?
Римлянам уже опостылело постоянно пускаться в путь, который им нужно
преодолеть, чтобы вместо вас сойтись с неприятелем. Они предпочитают скорее
лишиться дани, которую вы им вносите, чем подвергаться и впредь таким же,
как ныне, превратностям на суше и на море. Что же дальше? Если в те времена,
когда в нашем королевстве насчитывалось достаточно воинов, вы были
безоружной и беззащитной толпой, то неужто вам теперь мнится, будто в вас не
осталось ничего человеческого? Разве люди появляются из материнского чрева с
предуказанной им заранее участью и от поселянина не рождается воин и от
воина поселянин? Воин, бывает, происходит и от мошенника и мошенник от
воина. А раз дело обстоит таким образом и любой и всякий может быть
отпрыском любого и всякого, то я отнюдь не считаю, что в вас не осталось
человеческих качеств. А раз вы по-прежнему люди, то и ведите себя, как
полагается людям, воззовите к Христу, дабы он вложил в вас отвагу, и
отстаивайте вашу свободу".
По окончании речи Гветелина народ разразился громкими криками, которые
свидетельствовали о том, что он преисполнился внезапно обуявшей его отвагой.
91. После этого римляне настойчиво призывают к стойкости боязливый
народ и оставляют ему наставников, дабы те обучили его пользоваться оружием.
Они также велят возвести по берегу моря на южной оконечности острова, где
находились их корабли, ибо отсюда, как опасались, вероятнее всего были
нашествия чужестранцев, расположенные на некотором расстоянии друг от друга
дозорные башни, дабы наблюдать с них за морем. Но легче превратить коршуна в
ловчего сокола, чем землепашца в обученного владению оружием воина, и кто
хочет вложить в поселян глубокие знания, тот мечет жемчуг пред свиньями. И
как только римляне, распрощавшись с намерением когда-либо вернуться сюда,
отплыли с острова, с кораблей снова высаживаются укрывавшиеся в Ибернии
вышеназванные Гваний и Мелга, а также премерзкие ватаги скоттов, пиктов,
норвежцев, данов и прочих, приведенных ими с собой; и захватывают всю
Альбанию до самой стены. Узнав об уходе из Британии римлян и о возвращении
сотоварищей, их былые сообщники принимаются за привычное дело - терзать и
грабить страну. В связи с этим на стене повсюду ставят землепашцев,
никудышных, скованных страхом вояк, неспособных по этой причине даже искать
спасения в бегстве и к тому же расслабляемых дни и ночи отупляющей и нелепой
бездеятельностью. Между тем враги, пользуясь шестами с крючьями, непрестанно
стаскивают со стен этих горемычных защитников, которые сваливаются на землю
и расшибаются. Кого постигала такая гибель, те своей преждевременной смертью
и своим быстрым концом были по крайней мере избавлены от того, чтобы
присутствовать при неотвратимых и ужасных мучениях их братьев и чад.
О божественное возмездие за прошлые преступления, о безумие Максимиана,
отнявшего у страны столько доблестных воинов! Будь они и сейчас в наличии,
не нашлось бы народа, которого они не прогнали бы прочь. И, бесспорно, так
это и было, пока они оставались на родине. Ведь и отдаленные королевства
пребывали тогда в зависимости от них, и они спокойно и уверенно оберегали
Британию. А теперь дела обстоят именно так, как неизбежно случается, когда
оборона государства возлагается на землепашцев. К чему распространяться об
этом? Короче говоря, покинув города и высоко вознесенную стену, они снова
обрекают жителей страны на безоглядное бегство, на скитания еще более
безнадежные, чем обычно, на чинимые врагами преследования, на еще более
беспощадные побоища. И точно хищные волки, напавшие на овец, терзают
горемычный люд пришельцы-грабители. Злосчастные остатки бриттов обращаются к
могущественному мужу римской державы Агицию с нижеследующим посланием:
"Агицию, трижды консулу, горестное стенание бриттов". В немногих словах
пожаловавшись на свою участь, они добавляют: "Море оттесняет нас к
чужеземцам, а чужеземцы - к морю. Из-за этого нам не миновать гибели: или
нас поглотит пучина, или нас всех перережут". Но не добившись поддержки,
опечаленные послы возвращаются вспять и оповещают своих соотечественников о
выслушанном ими отказе.
92. И вот, поразмыслив, архиепископ лондонский Гветелин переправился в
Малую Британию, или Бретань, прозывавшуюся в ту пору Арморикой или Летавией,
дабы испросить у своих соплеменников помощь. Властвовал тогда в этой стране
Альдроен, четвертый государь после Конана, получившего это королевство от
Максимиана, как уже указано выше. Этот Альдроен, увидев перед собою столь
почтенного мужа и оказав ему почетный прием, спросил у него о причине
прибытия. Гветелин ответил ему: "Твоему величию ведомы и способны вызвать у
тебя слезы те бедствия, что претерпели мы, бритты, твои соотечественники,
из-за Максимиана, обездолившего наш остров, поскольку он забрал с собой
наших воинов и повелел им заселить то королевство, которым ты нынче владеешь
и да будешь и впредь владеть в нерушимом мире. Ведь на нас, обнищавших
последышей ваших, ополчились жители всех разбросанных поблизости островов, и
они до того опустошили наш изобиловавший всяческими богатствами остров, что
всем его обитателям больше невмочь поддерживать себя никакой иной пищей,
кроме той, которую доставляет им их охотничья ловкость, и не было никого,
кто вышел бы отразить пришельцев, так как у нас не осталось людей,
исполненных силы и доблести. А римлянам надоело нянчиться с нами, и они
отказали нам в помощи. Итак, лишенные всякой другой надежды, мы взываем к
твоему состраданию, умоляя взять нас под защиту и оградить предназ
|
|