ауна. 
Неспособность поощрить и поддержать прирост населения вызывали разочарование в 
римской Британии. Завоеватели, столь легко подчинившие бриттов и приучившие их 
к своему образу общественной жизни, не принесли с собой никаких глобальных 
перемен к лучшему, кроме прекращения племенной войны, увеличения ежегодного 
дохода, получаемого за счет урожайности. Новое общество, при всем изяществе его 
структуры, оттенке элегантности и роскоши – бани, банкеты, тоги, школы, 
литература, риторика – имело в своей основе фундамент, мало чем отличающийся от 
сельского хозяйства доисторических времен. Примитивный достаток, в котором жили 
древние бритты, был способен лишь до весьма умеренной степени обеспечивать 
величие и блеск фасада римской жизни. Обработка земли по большей части 
ограничивалась более легкими и культивируемыми без особых усилий возвышенными 
участками, которые тысячи лет возделывались одинаково примитивным способом. В 
Британии знали о галльском плуте на колесах, но он так и не вытеснил местное 
орудие, способное оставлять лишь мелкую борозду. За немногими исключениями, не 
предпринималось крупномасштабных попыток расчистить леса, осушить топи, взяться 
за возделывание тяжелых глинистых почв в долинах, богатых плодородными 
отложениями. Та добыча свинца и олова и плавка металлов, которые существовали с 
незапамятных времен, могли бы принести что-то при организованном управлении, но 
для этого не было новой науки, не было качественного рывка знаний в 
технологической сфере. Таким образом, экономический базис оставался неизменным, 
и Британия становилась скорее более благовоспитанной, чем богатой. Хозяйство 
страны развивалось мало и в главном оставалось застойным. Новая конструкция, 
такая величественная и восхитительная, в своей основе была легкой и хрупкой.
Все это вскоре отразилось и на смело спроектированных городах. Сельское 
хозяйство оказалось не в состоянии поддерживать надежды их создателей. Раскопки 
показывают, что первоначальные городские территории так и не были полностью 
заселены, а если и были, то затем часть их кварталов постепенно приходила в 
упадок. Чтобы они развивались, недоставало материального благосостояния. Тем не 
менее люди жили в безопасности, и та собственность, которую они имели, 
охранялась железными законами. Городская жизнь в Британии провалилась не в 
смысле существования, а в смысле расширения. Она тянулась подобно жизни 
какого-нибудь увядающего провинциального городка, спокойная, ограниченная, даже 
угасающая, но не без некоторого изящества и достоинства.

Существованием Лондона мы обязаны Риму. Военные инженеры Клавдия, бюрократия, 
заправлявшая снабжением армии, купцы, последовавшие за ними, вдохнули в него 
новые силы для жизни. Складывание дорожной системы повлекло развитие торговли. 
Просторный и хорошо спланированный город с мощными стенами встал на месте 
деревянного торгового поселения 61 г. нашей эры и вскоре стал занимать ведущее 
место в жизни римской провинции Британии, превзойдя старую столицу белгов, 
Колчестер, как коммерческий центр. В конце III в. в Лондоне чеканили монеты, и 
здесь же располагался центральный орган финансовой администрации. В более 
поздние времена Лондон, похоже, стал центром гражданского управления, как Йорк 
– военного, хотя он так и не получил статус муниципия
[8]
.

Расцвет римской жизни в Британии – это ее виллы, разбросанные по всей 
заселенной области. Виллы сельских господ скромного положения строились в самых 
живописных местах девственных уголков, среди первозданных лесов и стремительных 
вольных рек. Таких удобных строений, с прилегающими к ним землями, становилось 
все больше. В южных графствах их обнаружено по меньшей мере пятьсот. На севере 
их не находят дальше Йоркшира, на западе – дальше Гламоргана. Относительная 
неудача городской жизни подтолкнула более высокие классы бриттов к утверждению 
в сельской местности, и, таким образом, система вилл стала доминирующей чертой 
римской Британии в период ее подъема. Виллы продолжали процветать и после того, 
как города пришли в упадок. Последние после III в. как бы съежились. Виллы все 
еще преуспевали в IV, а в некоторых случаях вошли и в мрачные времена V в.
Потребность в сильной обороне во времена, когда экспансия империи практически 
достигла пределов, была удовлетворена императорами из династии Флавиев. Этому 
служила их пограничная политика. Первым сплошную линию укреплений построил 
Домициан. Около 89 г. новой эры был сооружен огромный земляной вал на Черном 
море и еще один, соединявший Рейн с Дунаем. К концу I в. сложился стандартный 
тип пограничного барьера. Строительные работы Агриколы в Северной Британии 
остались незавершенными из-за его спешного отзыва. Никакой удовлетворительной 
оборонительной линии так и не было возведено, и позиции, завоеванные им в 
Шотландии, пришлось постепенно оставить. Легионы отступили к линии Стейнгейт, 
дороге, идущей на запад от Карлайла. Последующие годы явили слабость британской 
границы. Прибытие в Англию Адриана было отмечено серьезной катастрофой. Девятый 
легион больше не упоминается в истории после подавления восстания племен в 
Северной Британии. Оборона оказалась дезорганизованной, и над провинцией 
нависла опасность. В 122 г. Адриан сам прибыл в Британию, и началась 
реорганизация границы.
В течение последующих пяти лет был построен военный барьер между Тайном и 
Солуэем длиной в 73 мили. Он состоял из каменного вала 8-10 футов толщиной, 
имел 17 крепостей со вспомогательными когортами, около 80 укрепленных пунктов и 
вдвое большее число сигнальных башен. Перед стеной прорыли ров глубиной 30 
футов, а дальше еще один, служивший таможенной границей и, возможно, 
контролировавшийся финансовой администрацией. Все эти сооружения требовали 
гарнизона в примерно 14 тысяч человек, не считая 5 тысяч, которые, независимо 
от боевых частей в крепостях, несли патрульную службу вдоль стены. Войска 
снабжались местным населе