месяцев и таким образом приблизиться к разумной предыстории. Для 
древней Египетской истории у Юлиана Африканского не было иного пути, как полное 
ее отбрасывание» (1 часть, с. 165)
[54]
.

А кто вообще-то пустил в обращение эти мириады лет? Манефон, писавший 
по-гречески кастовый жрец фиванского храма III в. до н. э. Его список династий 
сохранился лишь в отрывках, которые 700 лет спустя привел Евсевий, а после него 
цитировал Синкеллос («VIII век»), сомнительный интерпретатор текстов Евсевия. 
Эти сведения можно найти в энциклопедиях. Итак, все очень просто: в позднейшей 
рукописи утверждается, что Евсевий (IV век) ссылался на некоего Манефо, о 
котором мы ничего не знаем. А Юлиан Африканский (III век) опровергает 
содержащийся там вздор, так как он перестает соответствовать новой установке 
церкви. Следовательно, Юлиан Африканский писал после Евсевия (соответственно, и 
Синкеллоса). К этому выводу я уже пришел выше, исходя из других аргументов.

Гельцер доказывает, что Синкеллос (помощник епископа) есть плод сотворчества 
двух людей. О главном из них, Георгии, писавшем труды Евсевия, («808») почти 
ничего не известно. Сохранившийся текст дошел до нас в передаче «друга и 
продолжателя его дела» Феофана, умершего в 817 году в изгнании. В них речь идет 
о преследовании христиан мусульманами и об иконоборчестве. Эти специальные 
проблемы я не хотел бы на этом месте рассматривать. Отмечу лишь, что теперь 
становится ясным, о чем идет речь: о противостоянии исламу. А оно началось лишь 
в эпоху крестовых походов
[55]
.

Итак, мы приближаемся к реальной дате, ведь оригиналы текстов Феофана не 
сохранились. Помимо несуразных рукописей «X века», сохранился полный текст XVI 
века, который – как мне кажется – и следует рассматривать как первоисточник.
Гельцер снова и снова устанавливает, что в библейской истории (по Юлиану 
Африканскому, Евсевию и т. д.) не связанные друг с другом временные периоды (от 
всемирного потопа до Вавилонской башни, от исхода из Египта до строительства 
Храма и др.) в хронологическом смысле снабжены лишь суммарным числом лет. Эти 
суммарные числа, не имея ни малейшей привязки к реальности, исполнены 
символического смысла и часто равны между собой (например, 490 лет – 7 раз по 
семь десятилетий). Лишь написанные позднее тексты заполняют временное 
пространство подробностями, которые соотносятся датировкам, долженствующим 
иметь символический характер. В случае таких деталей принято давать в разных 
текстах хронологические данные, слегка отличающиеся друг от друга. Таким путем 
имитируется – хотя бы приблизительная – достоверность информации.
Традиции и способы снятия этих малых расхождений, улучшения датировок и 
сведения на нет более существенных хронологических расхождений одинаковы и у 
византийских летописцев, и у современников Гельцера. Временные лакуны 
заполняются именами вымышленных – часто анонимных – царей («мирное время»), 
либо именуются эпохой «анархии» (безвластия), либо, если даты накладываются 
друг на друга, объявляют это «сорегентством», когда цари правят совместно, как 
в случае с Давидом и Соломоном. Такого рода попытки упорядочения хронологии 
приводят иногда к неожиданным результатам: так, в 12 лет Соломон становится 
царем Иерусалима, на 13-м году жизни начинает и в 20 – заканчивает 
строительство Храма. Или появляются вдруг точные даты жизни персидских царей, 
призванные заполнить уже заранее фиксированные 70 лет вавилонского пленения 
иудеев.
Не менее свободно обращение с датами, почерпнутыми в армянских источниках: все 
они насчитывают от Адама до Христа 5198 лет, однако датировки промежуточных 
событий (всемирного потопа, времени Авраама, Исхода) сильно разнятся между 
собой. Это подтверждает то, что мы и так уже знаем, и отнимает последнюю 
надежду удостоверить подлинность «отцов церкви» путем анализа иноязычных 
текстов (сирийских, коптских или армянских).
При чтении работы Гельцера открываются вещи, представляющие в невыгодном свете 
механизм историографии XIX века. Вот, например, заходит речь о древней рукописи,
 которую якобы видел знаменитый Гольстениус (см. пред. гл. об Испании). Гельцер 
доказывает невозможность существования подобной рукописи, с помощью которой 
Гольстениус удостоверяет подлинность на несколько поколений ранних «Пасхальных 
хроник». Однако, вместо того чтобы громогласно заявить о подлоге, Гельцер 
заключает: «Я не решусь подвергнуть сомнению правдивость Гольстениуса до такой 
степени, чтобы полностью отрицать существование рукописи аббата Фарина». Все 
дело, оказывается, в «заблуждении ученого мужа» (2 часть, с. 141).

Более чем странный, и вместе с тем характерный и интерпретируемый вывод: 
«хроники» и другие исторические рукописи создавались и придумывались еще и в X 
V I I веке. Несметное количество выводов из этих выдуманных источников 
незаметно проникло в нашу историческую картину. Так и росли грандиозные 
исторические сооружения: «Византия» и «Римская церковь». В эпоху Ренессанса 
писатели очень ма