лет, сам принял крест, кроме того, он отписал зерновую ренту аббатству Сен-Лу в 
Труа в следующем году, когда отправился в поход. 
      После этих благочестивых дарений нужно было думать о расходах на 
экспедицию и обеспечении необходимых финансовых средств. Так, Готфрид 
Бульонский, сыгравший столь большую роль в первом походе, продал свои владения 
Музон и Стене Реймсской церкви, а само герцогство Бульонское заложил Льежскому 
монастырю. Роберт Коротконогий, брат английского короля Вильгельма II, заложил 
этому последнему Нормандию за десять тысяч марок. Позднее акты подобного рода 
стали многочисленными так, Тибо де Марли, которому одно время приписывали 
великолепные "Стихи о Смерти", пока не был установлен действительный автор - 
Хелинанд, монах из Фруамона, в 1173 г передал все свое имущество в Гонессе и 
Монморанси брату за сумму в 140 ливров, когда отправлялся за море. 
      В соответствии с феодальными обычаями каждый барон нанимал и снаряжал 
людей за свой счет, требуя на это помощи вассалов. Довольно скоро во многих 
странах, во Франции, по крайней мере, участие в крестовом походе стало 
рассматриваться как один из четырех поводов для взимания помощи (эд); другие 
поводы хорошо известны историкам права, выдача сеньором старшей дочери замуж, 
посвящение старшего сына в рыцари, пленение сеньора и необходимость выплатить 
выкуп за него. Само слово "эд" позднее стало синонимом налога, налога строго 
экстраординарного в течение всего собственно феодального периода; налог с тем 
же названием стал регулярным, в пользу короля, только в XV в. 
      Определенные средства предоставляла церковь, отдававшая двадцатую часть 
своих имуществ, а в отдельных случаях получавшая разрешение Рима взимать на 
Западе десятину в пользу крестового похода. Кроме того, религиозные ордена 
тамплиеров и госпитальеров имели право каждый год просить помощи у всех церквей 
христианского мира на содержание своих армий и крепостей. Церковь получала 
также исключительные дары, которые часто делали принявшие крест, но не смогшие 
отправиться в поход, чтобы выкупить свой обет большим пожертвованием, - обычай, 
о котором довольно скоро забыли. Нередко завещания свидетельствуют об 
угрызениях совести по этому поводу, и наиболее примечательным в этом отношении 
является, несомненно, завещание короля Филиппа Августа. 
      Он выполнил свой крестоносный обет лишь вынужденно, под большим давлением 
и сразу после осады Акры поспешил собрать багаж, взвалив всю тяжесть дальнейших 
действий на Ричарда Львиное Сердце. В 1122 г. за год до смерти, он составил 
завещание (его автограф сохранился) "Мы дарим и завещаем 3000 марок серебра 
королю Иерусалима, 2000 марок госпитальерам и столько же заморским тамплиерам 
для их следующего мартовского похода... Более того, мы дарим и завещаем этому 
королю, тамплиерам и госпитальерам 150500 марок серебра для оказания помощи 
Святой Земле, дабы они содержали 300 солдат в дополнение к своим войскам в 
течение трех лет после разрыва перемирия с сарацинами. На эту сумму король 
будет содержать 100 солдат, треть суммы - Госпиталю, а остальное - Храму". 
      Если сравнить эти огромные суммы с тем, что он завещал другим, а именно 
10000 ливров жене Изамбур - она, правда, большого места в его сердце не 
занимала - и столько же, что весьма примечательно, своему незаконному сыну 
Филиппу Лохматому, то легко понять, что король хотел этим жестом искупить 
слабость желания лично участвовать в крестоносной войне тридцать лет назад. 
      Его строки уточняют стоимость содержания солдат в Святой Земле: сумма в 
150500 марок предназначалась, согласно королю, на содержание 300 солдат в 
течение трех лет, т. е. сдержание одного солдата в течение года, в начале XIII 
в., обходилось в 165 марок серебра. Это расходы на содержание. Крестоносцу же, 
отправлявшемуся в поход, нужно было, прежде всего, подумать о снаряжении, и 
можно понять, что оно стоило очень дорого. Поэтому неудивительно, что, например,
 скромный крестоносец из Болоньи, составив в Дамьетте в 1219 г завещание, 
оставил свое вооружение немецкому госпиталю, где хотел бы быть погребенным, и 
выразил желание, чтобы его оружие послужило другому бойцу. 
      Его завещание, впрочем, очень трогательно благодаря перечислению того, 
что он оставлял в наследство и что позволяет представить, каково было 
снаряжение скромного крестоносца и каким имуществом он располагал. Он оставил 
дары священникам, дабы они служили панихиды по нему, своей жене Гилетте, 
которая сопровождала его в заморском походе, он оставлял все то, что найдут на 
нем после смерти в Дамьетте, матери и брату он завещал свое имущество в Болонье,
 а товарищу, с которым он принял крест, - рубаху, два мешка сухарей, два муки, 
две меры вина и большой кусок сала. 
      Столь же показательным является акт от 1248 г., то есть времени крестовых 
походов Людовика Святого, он составлен от имени горожанина Гаэты, желавшего 
вооружиться к будущему "походу за море" и бравшего напрокат доспех за 17 су; в 
акте уточняется, что если в походе по его вине доспех будет утрачен, то он 
выплатит всю его стоимость - 70 су. 
      После снаряжения - дорожные расходы. Несомненно, что пока люди шли по 
христианской земле, то как паломники они могли рассчитывать на гостеприимство в 
тех областях, которые пересекали. Ничто в наше время не может нам дать 
представления о средневековом гостеприимстве, кроме, может быть, молодежных 
гостиниц, которые, вероятно, можно сравнить с Божьими домами, прибежищами, 
которые в средние века можно было найти повсюду на дорогах паломников. Паломник,
 принявший крест или нет, мог также всегда рассчитывать на пищу и кров в 
монастырях, а в крайнем случае - у частных лиц. Некоторые обычаи того времени 
выразительно гласили, что паломник на своем пути может брать все, что нужно для 
пропитания его и его лошади, и рассказы о паломничествах, правда, более поздние 
(большинство таких рассказов относится к XIV - XVI вв., то есть ко времени, 
когда чувство гостеприимства значительно ослабло), позволяют отметить, что