3750 турских ливров. Соглашение было оформлено окончательно 1 октября в 
генуэзском квартале Акры, "где заимодавцы и взыщут свои деньги". [457]

В первые дни июня подняли паруса, и флот появился у Дамьетты "в пятницу после 
Троицы, около терции" [между полуночью и тремя часами утра], следуя в трех лье 
от суши вдоль берега.

Король повелел, чтобы флот стал на якорь, и тут же послал за всеми своими 
баронами. Они собрались на "Монжуа", корабле, где был король, и единодушно 
договорились, что на следующее утро пойдут брать землю <...> Было приказано 
приготовить все галеры и мелкие суденышки флота и на следующее утро подняться 
на них всем, кто сможет туда войти. Было как следует наказано, чтобы каждый 
исповедался, и составил свое завещание, и уладил свои дела, как если бы 
собирался умереть, ежели Господу нашему угодно. Когда на следующий день настало 
погожее утро, король прослушал службу Господу и мессу, которую служат на море, 
и вооружился, и приказал вооружиться всем и взойти на маленькие суда. Король 
сел на нормандское судно, и мы, и наш соратник-легат, державший Животворящий 
Крест <...> Король велел сеньорам Жану де Бомону, Матье де Марли и Жоффруа де 
Сержину сесть в лодку и водрузить на ней штандарт господина нашего, святого 
Дионисия. Эта лодка шла впереди, а остальные суда плыли за ней, следуя за 
штандартом. Когда мы подошли к берегу на арбалетный выстрел, огромное число 
хорошо вооруженных конных и пеших турок, находящихся перед ними на берегу, 
стали густо обстреливать нас, а мы их. И когда мы подошли к суше, почти 
одиннадцать тысяч турок верхом и множество пеших бросились вперед в море на 
наших людей. Когда наши вооруженные пехотинцы, а также рыцари на судах увидали 
это, то не стали ждать под знаменем святого Дионисия, но пешие во всеоружии 
попрыгали в море, где одним было до подмышек, а другим по грудь, одним более 
глубоко, другим менее, потому как море было в одном месте глубже, чем в другом. 
Много там было наших людей, которые вытаскивали своих лошадей из кораблей с 
великой опасностью и великим трудом, и великой храбростью. Тогда же постарались 
и наши арбалетчики, и стреляли так густо и сильно, что преудивительно было 
глядеть. Тут наши подошли к суше и захватили ее. Когда битва на море и на суше 
продлилась с утра до полудня, турки отступили назад и вошли в город Дамьетту. В 
этой битве из христиан было потеряно мало, или никого, а турок было убито почти 
пятьсот и много их лошадей <...>

Утром следующего дня, то есть в воскресенье после октав [*4] Пятидесятницы, к 
королю приехал один сарацин и сказал, что из города Дамьетты уехали все 
сарацины <...> А ранее до короля и войска дошли недостоверные вести, что 
множество наших людей уже в городе Дамьетте, а королевские знамена уже на 
высокой башне. [458]

Король во главе рыцарей проехал по мосту из лодок, который только что соорудили 
жители. Легат и его капелланы очистили большую мечеть, некогда посвященную 
Богоматери королем Иоанном, и пропели в ней Те Deum. [*5] Людовик отдал 
"магометанщину" (мечети) и дворцы под жилища руководителям крестового похода. 
Остальное войско с братиями ордена Храма и ордена госпитальеров разбило шатры 
по эту сторону реки, на острове Маалот, к коему они пристали. Людовику хотелось 
бы тут же подняться по Нилу к Каиру, повелев флотилии из плоскодонных судов 
сопровождать сухопутные силы. Но уже поднималась вода. Нил нес свою "жатву" из 
пряностей и ценного дерева, приплывших из лесных глубин Африки. Воды должны 
были вот-вот переполнить семь рукавов устья и затопить Дельту. Султану, 
умиравшему в Каире, пришло на ум послать крестоносцам вызов на 25 июня, зная, 
что до осени из Дамьетты они не двинутся.

После длинного и опасного пути граф Альфонс Пуатевинский причалил к Сен-Мишелю. 
Он предложил идти на приступ Александрии; этот порт стал бы ценной базой, но 
Роберт Артуа, младший и любимый брат короля, воспротивился всякой иной 
стратегии, кроме прямого продвижения на Каир, и Людовик допустил ошибку, 
согласившись с ним.

Войско вышло из Дамьетты в день св. Цецилии, 28 ноября. Королева Маргарита и ее 
золовки остались в городе с гарнизоном, состоявшим по большей части из экипажей 
кораблей. Отряды следовали по правому берегу Нила, рядом с флотилией, которая 
поднималась по реке. Продвижение шло крайне медленно, ибо галеры, упорно 
работавшие веслами против течения и ветра, в день преодолевали только одно лье. 
На горизонте гарцевали отряды мамлюков. В день святого Николая (6 декабря) 
тамплиеры находились в авангарде. Турки атаковали их и выбили из седла одного 
рыцаря сопровождения маршала Рено де Вишье. Вслед за этим, хотя король и 
запретил трогать врага, "брат Рено воскликнул: "На них, во имя Бога, ибо я не 
смогу боле подобное сносить!" Он вонзил шпоры, и все его люди также, и так как 
их лошади были свежими, а лошади турок уже устали, язычники были перебиты и 
сброшены в реку или утоплены" числом в шесть сотен. Известно, что из-за 
чрезмерной медлительности кампании тамплиеры "умирали от нетерпения". [459]

Крестоносцам понадобился месяц, чтобы добраться до Мансуры, - у слияния Нила и 
Таниса. То же препятствие остановило короля Иоанна тридцатью годами ранее. Как 
и в 1221 г., турки укрепились на другом берегу Таниса, у города Мансуры. Франки 
попытались сначала перекрыть русло плотиной, но течение сносило мол, в то время 
как турецкие стрелы пронзали возводивших дамбу рабочих. Потом они соорудили две