орден.

Несмотря на солидный объем досье, в нем обнаруживаются только отрывочные 
сведения; в границах Франции XIV в. существовало пять или шесть командорств 
ордена Храма [533] ; их численный состав оценивали в четыре тысячи тамплиеров, 
возможно, слишком завышая его. Но число обвиняемых, о которых становится 
известно в ходе допросов по делу, где они свидетельствовали, не превышает 
тысячи. [534] Что касается остальных, то мы о них ничего не знаем; они могли 
сознаться или все отрицать, спастись или умереть в темнице, - их признания, 
запирательства, даже их судьба ускользают от нас. Напротив, бесспорно, 
большинство великих бальи, задержанных во Франции, признались; однако двое из 
них - Жерар де Виллье, командор Франции в 1307 г. (preceptor firmiter 
[бессменно начальствующий (лат.)], как говорят о нем), и Бернар де Ла Рока, 
командор Прованса, вероятно, сопротивлялись до конца, поэтому мы и не 
обнаруживаем больше, чтобы о них говорили. Командор Оверни Умбер Блан сумел 
скрыться, возможно, благодаря своим друзьям, судовладельцам из Марселя.

19 октября Гийом Парижский в нижнем зале Тампля взялся за дело; он велел 
предстать перед судом схваченным тамплиерам, которых называли не "обвиняемыми", 
а "свидетелями, поклявшимися говорить правду о себе и других" по формуле, 
используемой при монастырских расследованиях. С ошеломляющей быстротой 
инквизитор добился от них признания, в которых гнусность соперничает с абсурдом.
 Свидет&чьские показания были записаны нотариусами и скреплены подписью четырех 
или пяти свидетелей, приглашенных специально. Гийом Парижский велел 
присутствовать вместе с ним двум помощникам; их оружием были пытки, угрозы и 
обещания, а особенно убежденность узников, что они никогда не обретут свободу, 
кроме как путем абсолютного подчинения.

Предмет инквизиции, - писал инквизитор Бернар Ги в 1321 г., -заключается в 
уничтожении ересей, что может быть достигнуто только путем уничтожения 
еретиков; есть два способа добиться этого <...> либо они обратятся к истине 
католической веры, либо они будут переданы светскому правосудию и сожжены 
телесно <...> [535]

24 октября, после одиннадцати дней заточения, магистр ордена Храма сделал два 
признания, касающиеся отречения и плевков; он отверг прочие обвинения, но 
сказал, "что думает, что по отношению к нему делалось все то же, что и по 
отношению к другим". "Что касается меня, - добавил он, - то я давал плащ малому 
числу вступающих; но в этом случае я приказывал некоторым братьям отдельно 
руководить ими и поступать с ними так, как должно, и посредством этого я хотел 
показать, что мне [положено] и предписано делать".

Кажется, Жака де Моле не подвергали пыткам. В случае с магистром 
"непосредственные признания" представляли главную ценность, и сам Моле никогда 
не говорил, что пошел на уступки под пыткой. Надежда обрести свободу, поддержка 
Папы - единственное, что может объяснить его двойную исповедь; ибо в тот же 
день, давая свидетельские показания перед инквизитором, магистр повторил свои 
показания и перед публикой, состоящей из священников и магистров теологии, 
собранных в парижском Тампле. Но эта исповедь, быть может, решила участь его 
ордена, и хотя потом де Моле отрекался от своих показаний, ничто не смогло 
уничтожить эффект, ими произведенный. [536]

Поскольку форма признаний была установлена заранее, неудивительно, что данные 
показаний совпадают. Но говоря об идолопоклонстве, палачи и жертвы в одинаковой 
мере утратили почву; было ясно, что никто не понимал, о чем идет речь. Идол 
тамплиеров - прототипом которого, возможно, был обычный реликварий - хранилище 
каких-либо мощей - принимает все более фантастические формы: голова человека, 
бородатого или безбородого, молодого или старого, с двумя или четырьмя лицами, 
стоящего на четвереньках; с телом человека, кошки, свиньи и т. д. Несчастный 
сержант из Монпеза повинился в поклонении "бафометову обличию", создавшему 
самый черный миф тамплиерского обвинения. Сержант говорил на языке ок 
(южнофранцузском) и хотел сказать о "магометанском изображении"; в итоге 
получилась чепуха, тогда как "Бафомет" является всего лишь провансальской 
деформацией имени пророка Магомета. [537]

Напротив, от начала и до конца протоколов допросов каждый тамплиер заверяет, 
что он мог говорить богопротивное устами, но не сердцем, что плевал на землю, а 
не на Крест, что он добрый христианин и верит, что и его братья таковы же. Все 
они признают церковные таинства; ни один не получал секретных наставлений. 
Ногаре изменял и мало-помалу усиливал свои обвинения, добавив содомию и черную 
магию к ереси, в которой обвинял Бонифация VIII. Идол, казавшийся поначалу 
обычной риторической фигурой, - "они променяли свою славу на золотого тельца и 
приносили жертву идолам", - становится центром культа, подобного шабашам ведьм. 
Но тут уже инквизиторы не последовали за Ногаре. Четыре главных пункта 
обвинения, сформулированные изначально, остались единственными, которые за ними 
числились. [538] Из того, что инквизиция отказалась вменить в вину тамплиерам 
какую-либо определенную ересь, предполагаемое их отступничество предстает 
бессмысленным, абсурдным в прямом смысле слова: они произносят заведомо ложное 
отречение от Бога и, плача, плюют на Крест, который протягивает им стенающий 
командор. Так или иначе, ни один свидетель не выглядит исповедующим иную веру,