между военными и финансовыми чиновниками. Несомненно, они и ранее наталкивались 
на какое-то сопротивление, но жестокость, с которой [47] обращались с Боудиккой 
и ее дочерьми, затронула честь всего племени, поднявшегося на восстание. К 
иценам присоединились тринованты, также имевшие поводы жаловаться на 
экономическую политику римлян.
    Дион Кассий оставил нам портрет Боудикки, который справедливо был назван 
"самым драматическим изображением кельтской героини в классической литературе" 
[53]:
    
    "Она была широка костью, с устрашающей внешностью и грубым голосом. 
Огромная масса ярких рыжих волос ниспадала до колен; она носила большое золотое 
ожерелье и пеструю тунику, на которую надевала толстый плащ, заколотый брошью. 
Теперь она схватила длинное копье, чтобы навести страх на всех, кто видел ее...
" [54]
    
    Судя по Картимандуе и Боудикке, бриттские женщины едва ли уступали своим 
галльским сестрам в силе личности и политическом и военном престиже. Светонию 
благодаря быстроте его действий и знанию военной тактики удалось подавить 
восстание, впрочем, не без труда, и обращение с восставшими отличалось, как и 
следовало ожидать, чрезвычайной суровостью. Вскоре после этого Светоний был 
отозван, а римские власти получили возможность сосредоточиться на укреплении 
защиты границ.
    Между тем волнения бригантов - крупнейшей конфедерации бриттских племен 
среди римских вассальных государств - вынудили Агриколу, назначенного 
правителем Британии, отложить окончательное покорение Уэльса - фактически уже 
завоеванного Светонием - и обратить все свои силы на север. По пути на север он 
преодолел сложную местность Ланкашира, основав форт в Рибчестере, охраняющий 
устье реки Риббл, затем перевалил через Пеннинские горы до своего форта в 
Эдьслеке по пути на Илкли и Йорк, а также из своего форта в Манчестере, 
ведущего к сети дорог через Пеннинские горы на Йоркшир [55]. Это была прекрасно 
продуманная стратегия, одновременно затруднявшая сообщения бригантов внутри 
страны и создававшая отличные условия для отражения ирландских набегов из 
залива Моркам на римские форты в Йоркшире [56].
    В 80 г. н. э. он начал свою знаменитую кампанию в Южной Шотландии, быстро 
дойдя до Тея и установив линию временных фортов вдоль водораздела Форта и 
Клайда, окружив кельтские (бриттские) королевства сельговов и вотадинов на 
юго-западе и юго-востоке соответственно, а также проникнув и укрепившись в 
Голлуэе и Эйршире. Ясно видя противоположный ирландский берег, он с неохотой 
отказался или, скорее, на время отложил мечту о продолжении завоеваний [48] в 
западном направлении. Как говорит Тацит, обладавший достоверной информацией, 
"он видел, что Ибернию... легкодоступную также со стороны Галльского моря, 
можно было связать более тесными узами с этими важнейшими частями империи", и 
далее Тацит сообщает, что один из ирландских королей, вынужденный бежать из-за 
местных политических затруднений, был принят римским генералом и под видом 
дружеских отношений удерживался Агриколой, так как мог оказаться полезен в 
будущем [57]. 
    
    "Я не раз слышал от самого Агриколы,-добавляет Тацит,- что силами одного 
легиона с приданным ему относительно небольшим количеством вспомогательных 
войск можно овладеть Гибернией" [ 58].
    
    Но мечте Агриколы не суждено было осуществиться. Вместо этого он предпринял 
меры предосторожности против ирландских набегов на Юго-Западную Шотландию. 
    Размеры римской оккупации Шотландии остаются предметом исследований, однако 
очевидно, что земли кланов Хайленда остались недоступны для римских легионов. 
Чтобы защитить Лоуленд от набегов или завоевания с севера, Агрикола двинулся в 
Пертшир и построил большую крепость у Инчтутхилла, в десяти милях от Перта,- 
сильная позиция в качестве постоянной базы для зимних квартир, но не для 
стратегических целей. За этой точкой, по всей видимости, его продвижение на 
север шло главным образом по большой равнине Стратмор северней нижнего течения 
реки Тей. На восточном побережье форты строились до Кинтора-на-Доне и даже 
далее [59]. Однако его продвижение на север было остановлено могучим племенем 
каледонов в знаменитой битве при горе Гравпий [60], неидентифицированной 
местности [61], очевидно, севернее пертширского Хайленда. Впрочем, почти 
наверняка римские войска продвинулись вдоль восточного побережья. Считается, 
что наиболее вероятным местом битвы был римский форт Рай-дайк близ Стоунхевена 
[62], а местные племена, собранные на битву каледонами, предположительно были 
пиктами. При первом столкновении каледоны совершили ночное нападение на римский 
лагерь, к которому девятый легион оказался не готов. Нападавшим удалось 
проникнуть в самый центр лагеря, и если бы Агрикола не прибыл со своевременной 
помощью, каледоны одержали бы победу. Как бы то ни было, Тацит говорит, что они 
были обращены в бегство, "и если бы болота и леса не укрыли бежавших, то этой 
победой война была бы завершена" [63].
    Однако каледоны ни в коем случае не были обескуражены, и, судя по их 
тактике, они превосходили южных бриттов как в своих политических, так и военных 
методах. Тацит, отчет которого об этой кампании [49] в целом прискорбно туманен,
 тем не менее сообщает некоторые значимые подробности [64]. Он рассказывает, 
например, что каледоны отослали своих жен и детей в безопасное место, действие, 
как мы видели, противоположное древней кельтской традиции; и он подчеркивает 
появившееся у них понимание важности единства: