ель ее — 
«Золотой король», или «Эльдорадо», постоянно ходит покрытый слоем толченого 
золота, да такого мелкого, как толченая соль, ибо ему мнится, что облачаться в 
какое-либо иное одеяние будет не столь красиво; что украшать себя золотым 
оружием либо золотыми вещами, кои выковываются при помощи молотка, либо 
чеканятся, либо изготовляются каким иным способом,— грубо и обыденно, ибо 
другие сеньоры и государи носят оные, когда им вздумается, но вот осыпаться 
золотом — дело редкое, необычное, новое и куда более дорогое, ибо все, что 
каждодневно поутру одевается, вечером скидывается и смывается, выбрасывается 
и смешивается с землей, и проделывается сие каждый божий день. И расхаживать 
вот так, как он расхаживает,— эдаким манером одетым или прикрытым — вошло 
у него в обычай и не кажется ему ни непристойным, ни постыдным и весьма ему 
по нраву, ибо подобное облачение не скрывает и не уродует ни стройной его 
фигуры, ни его красивого телосложения, коими он очень гордится, и потому не 
желает прикрываться какой-нибудь одеждой либо платьем. Я, не раздумывая, 
предпочел бы золотую пыль из покоев сего властелина пескам из самых богатых 
золотых россыпей, какие только сыщутся в Перу или на ем белом свете!» 

Муисский вариант мифа поразил воображение европейцев. Покрывать себя 
драгоценным песком и тотчас же смывать его водой — это казалось варварской 
бессмыслицей. Нашлось единственнoe разумное объяснение этому странному 
обычаю: порошок не жалели потому, что его было фантастически много! С точки 
зрения конкистадоров, такую роскошь мог себе позволить только человек, 
обладавший несметными запасами золота. Таким образом, муиски эффектно 
завершили легенду об Эльдорадо, придав мифу необычайную остроту и 
притягательность. В этом многозначном собирательном образе, словно в 
причудливом калейдоскопе, смешались великолепие городов, и храмов астеков, 
роскошь золотого убранства дворцов инков, благоговейный трепет муисков перед 
священными озерами. 

Содержание легенды непрестанно менялось: то Эльдорадо — страна 
изобилия, то — золотой город, то — правитель необыкновенной страны. Каждое 
поколение завоевателей и путешественников перекраивало легенду по-своему, 
творцов легенд мало заботило, что концы с концами у них не сходились. 
Местонахождение Эльдорадо постоянно менялось. При этом наблюдалась одна 
закономерность: его искали там, куда еще не ступала нога европейца. 

Целых два столетия после открытия Кесадой страны муисков все 
экспедиции, предпринимавшиеся на востоке Южноамериканского материка, в 


бассейне Ориноко и Амазонки, руководствовались этим волшебным видением20. 
Царство «золотого правителя» скрывалось за следующей горой, за новым 
поворотом реки, на берегах неизвестного озера. И при этом искатели не знали 
только одного: самые богатые золотом страны, самые обильные и щедрые земли 
Нового Света уже были открыты. 

Среди многих, кому эта легенда вскружила голову, был и испанский солдат 
Педро де Лимпиас. Годы изнурительных странствий ничему его не научили. Он 
испытал все тяготы и невзгоды, участвуя в экспедиции Федермана. Исхудавший, 
больной, но целехонький, он вместе с ним выбрался наконец на земли муисков, И 
что же — не досталось на их долю ни золота, ни золотых храмов, все ценное давно 

уже прибрали к рукам люди Кесады Зато у всех на устах были рассказы о 
«золоченом касике», который, как полагали, жил к востоку от здешних гор. Как 
раз в этих краях полтора года блуждал бравый солдат Педро. «Значит, прошли 
мимо Эльдорадо»,— рассудил Лимпиас, и, как только Федерман покинул Новую 
Гранаду, он вслед за ним улизнул в Санта-Марту, а затем и в Венесуэлу. Дон 
Педро был по-прежнему нищ, но теперь ему известна верная дорога в Эльдорадо. 

Лимпиас нагрянул в Коро. Там в это время находились Филипп фон Гуттен, 
родственник знаменитого немецкого гуманиста Ульриха фон Гуттена, и совсем 
юный Бартоломе Вельзер, сын могущественного Бартоломе Вельзера. 
Восторженные речи Педро де Лимпиаса зажгли в сердцах немецких рыцарей 
нову