от наказания (Ricard R. Op. 
cit., p. 286-289). Разумеется, светские колонизаторы – "христиане", как они 
себя называли в противовес индейцам, отличались еще большими пороками, чем 
миссионеры. Индейцы хотя и были "детьми", но не настолько, чтобы не узреть 
лицемерия и ханжества, которыми были пропитаны миссионерские проповеди, столь 
разительно контрастировавшие с делами "христиан" и их духовников.
     Испанская корона, получавшая подробные сведения о непристойном поведении 
миссионеров, еще в 1510 г. издала строжайшие инструкции, запрещавшие переезд в 
колонии служителей культа без особого на то разрешения. Церковники, 
направлявшиеся в Индии, должны были пройти строгую проверку своих моральных 
качеств и пригодности к миссионерской работе. Но эта, мера, судя по всему, не 
являлась преградой для разного рода-проходимцев в рясах, которые наводняли 
Америку в надежде не столько пожать плоды на ниве господней, сколько 
обогатиться за счет своих пасомых – индейцев. Это признает даже такой 
процерковный автор, как аргентинец Висенте Д. Сьерра (Sierra V. D. El sentido 
Misional de la conquista de America. Madrid, 1944, p. 168-169).
     В 1530 г. корона издала новое распоряжение, согласно которому для въезда в 
колонии требовались рекомендации: для монахов – их начальства, а для 
священников – епископа. Эти рекомендации подтверждались затем высшим прелатом в 
порту отъезда. Указанное распоряжение некоторое время спустя было дополнено 
требованием давать в рекомендации описание внешности ее обладателя, чтобы не 
допустить использование документа другим лицом. Кроме того, по прибытии на 
место церковники подвергались новой проверке – уже со стороны колониального 
духовного начальства и только после этого направлялись на место работы. Если же 
затем выяснялось, что миссионер или священник нарушил церковную дисциплину, то 
высшая колониальная судебная инстанция – аудиенсия имела право выслать его 
обратно в метрополию. Этому распоряжению противились колониальные церковные 
власти, которые высказывались за исправление нарушителей дисциплины на месте, 
учитывая, что в колониях из-за недостатка клириков даже плохие ценились на вес 
золота.
     Королевская власть, однако, настаивала на своем праве высылать из колоний 
провинившихся служителей церкви. Некоторое время спустя таким правом были 
наделены вице-короли к губернаторы, а для того чтобы церковники не предавали их 
за это отлучению, корона добилась в 1549 г. от папского престола одобрения 
данных ею колониальным властям полномочий наказывать нарушителей церковной 
дисциплины.
     В связи с тем, что поведение духовенства в колониях продолжало вызывать 
жалобы (отмечалось, что испанские епископы и аббаты посылали за океан не самых 
лучших, а самых худших из своих подчиненных), в 1554 г. папский престол наделил 
испанскую корону по ее просьбе правом направлять в колонии по своему усмотрению 
любого представителя духовенства, даже вопреки воле церковного начальства.
     И все же меры, принятые испанской светской властью, не улучшили качества 
колониального духовенства. В 1553 г. францисканец Анхель де Валенсия сообщал из 
Мексики, что там почти нет ни одного клирика, знающего местные языки (Garcia G. 
Op. cit., p. 72). В различных королевских документах XVI в. колониальные 
церковники характеризуются как "идиоты", "развратники", "сребролюбцы", 
"малограмотные", "скандалисты" (Ibid., p. 81). Но не только корона их так 
аттестовала. Архиепископ Мексики Педро Мойя-и-Контрерас в характеристике на 157 
высших иерархов католической церкви в этой колонии, составленной в 1575 г., 
указывал, что 21 из них – накопители земных благ, азартные игроки, 12 – 
скандалисты, любители драк и поножовщины, 20 – плуты, развратники, имеют 
любовниц, 42 – тупые невежды, некоторые даже не умеют читать и писать (Ibid., p.
 81).
     В XVII в. положение отнюдь не улучшилось. В королевской седуле от 7 
февраля 1636 г. указывалось на наличие в колониях большого числа бродячих 
священников, совершающих всевозможные преступления.
     Такими бродячими клириками, в частности, была наводнена Гавана XVII в. 
Епископ Хуан Монтьель, назначенный на этот пост в 1655 г., пытался навести 
порядок среди церковной братии, но был отравлен. Такая же участь постигла и 
епископа Педро де Рейна Мальдонадо. Возмущение недостойным поведением 
духовенства было столь велико, что церковным властям пришлось в 1680 г. созвать 
епархиальный собор, запретивший духовникам носить оружие, устраивать танцы в 
церквах, заниматься контрабандой (Guerra у Sanchez R. Manual de Historia de 
Cuba. La Habana, 1938, p. 119). Решения собора не оказали никакого влияния на 
поведение церковников, продолжавших бесчинствовать, как и прежде.
     "Монастырская жизнь, – указывает кубинский консервативный историк 
Сантовения, – порождала бедствия, влияние которых сказывалось на общих 
интересах острова. В Гаване, где больше всего было монастырей, они наносили и 
наибольший вред обществу. В 1685 г. в Гаване было четыре мужских монастыря: св. 
Доминго, св. Августина, св. Франциска и св. Хуана де Лиаса. Число священников и 
монахов постоянно росло. Среди них были сыновья чиновников и военных. В городе 
было много монахинь. В монастыре св. Клары их было около 100, все из богатых 
семейств. Жили они на широкую ногу. Вступая в монастырь, монахини делали в 
церковную казну специальные пожертвования, дарили рабов. В Гаване только у 
монахинь-кларисс (женский францисканский орден) было в услужении свыше 250 
рабынь. Монахини получали значительные суммы от доходов с монастырской 
недвижимой собственности. Они не испытывали нужды или стеснений благодаря ренте,
 которую получали от приписанных к их монастырям земельных участков. Все это 
наносило огромный вред экономике острова" (Historia de la Nation Cubana, t. I. 
La Habana, 1952, p. 151).
     Сторонники испанского колониального режима утверждают, что в 1573 г. по 
распоряжению короны прекратилась конкиста и якобы начался период пацификации – 
мирного обращени