остендских корсаров.
     Его имя приобрело известность не только в Дюнкерке, но и в столице — 
известия о победах отважного корсара доходят до всесильного Жана Батиста 
Кольбера.
     «Его Величество был очень обрадован известием, что капер из Дюнкерка пол 
командой Жана Бара захватил голландское военное 32-пушечное судно,   — писал он 
18 сентября 1676 года интенданту королевского флота в Дюнкерке Юберу. — 
Признавая чрезвычайно важным поощрять этих капитанов продолжать войну, которую 
они ведут против голландцев, Вы, г-н Юбер, найдете прилагаемую к письму золотую 
цепочку, которую Его Величество пожелал презентовать капитану Жану Бару в 
награду за его подвиг. Его Величество мог бы получить огромную пользу от 
упомянутых дюнкеркских капитанов, составь они из судов своих эскадру… а посему 
приказываем… тщательно выяснить, согласятся ли они повиноваться избранному ими 
флагману… в случае, если Его Величество снабдит их для корсарства судами… Его 
Величество особенно запрещает Вам… г-н Юбер, сообщать обо всем здесь сказанном 
кому бы то ни было, дабы воля Его Величества не дошла преждевременно». 
     Капитан Бар превратился в символ Дюнкерка. Огромного роста, с 
растрепанными волосами и легендарной трубкой в зубах, он не боялся ни Бога, ни 
черта и шел в море наперекор бушующим ветрам и, насмехаясь над пенящимися 
валами, обрушивающимися на его корабль, презрительно кричал им: «С носом 
остался — англичанин!».
     В апреле 1689 года его корабль «Серпан» («Змея») перевозил из Кале в Брест 
бочонки с порохом. Встретившись с голландским фрегатом, Бар приказал идти на 
абордаж. «Пороховой склад» подтягивался к изрыгающему огонь судну и от любого 
попадания мог взлететь на воздух. Мучительно долго шли минуты. Стоя на палубе с 
абордажной саблей в руке, грозный корсар всматривался в своих моряков, готовых 
схватиться с противником в рукопашной схватке, как вдруг заметил — бледный 
двенадцатилетний мальчуган, прижавшись к мачте, с томительным напряжением в 
глазах ожидал очередного залпа, от которого корабль мог быть разнесен в щепы. 
«А ну, — рявкнул капитан, — привязать его к мачте. Тот, кто не умеет смотреть 
опасности в глаза, не заслуживает жизни…» Таковы были методы воспитания в 
корсарских семьях: напуганный юнга Франсуа-Корниль был сыном Жана Бара и 
впоследствии стал вице-адмиралом французского флота.
     
     
Морской террор
     
     При дворе Короля-Солнце Людовика XIV этикет соблюдался неукоснительно, и 
его нарушение привело в смятении персонал дворца. Огромный человек, стоявший у 
окна, явно устал от долгого ожидания, спокойно вытащил из кармана внушительную 
трубку, невозмутимо высек огонь и, попыхивая ею, продолжал ожидать аудиенции. 
Придворные с любопытством разглядывали этого никому не известного человека и, 
пряча насмешливые улыбки, недоумевали и удивлялись его дерзости. Служители 
попытались урезонить гиганта, осторожно намекнув ему, что в апартаментах короля 
следует подчиняться установленным правилам, но осеклись под пристальным 
взглядом ясных синих глаз. «Я привык к курению на королевской службе, это стало 
для меня потребностью, и думаю, что справедливо не менять правил», — 
безапелляционно прогромыхал странный пришелец. Оставалось последнее средство 
утихомирить исполина. Когда королю донесли о вызывающем поведении незнакомца, 
Людовик XIV расхохотался: «Да, наверное, это Бар, пусть себе курит».
     Появление корсара в Версале влило в атмосферу дворцовой жизни какую-то 
новую энергию. Его провинциальные манеры, грубые слова выдавали человека 
совершенно другого мира. Подшутить над ним, позубоскалить по поводу его 
странностей — таких смельчаков не находилось, наоборот, старались не 
противоречить человеку, облеченному высочайшим покровительством. Даже сам 
король предпочитал резкости Бара превращать в шутку.
     Так, когда Людовик XIV сообщил Бару о производстве его в 
контр-адмиральский чин и назначении командовать всеми морскими силами во 
фландрских водах, то, после положенного по этикету поклона, услышал 
одобрительное: «Вы правильно поступили, Ваше величество».
     Упомянутый разговор Бара с королем состоялся летом 1697 года — в год 
Рисвикского мира, завершившего Войну Франции против Аугсбургской лиги (1688 — 
1697). Эта война вознесла Бара на вершину славы. Его имя гремело по всей Европе,
 он превратился в национального героя Франции.
     Когда война началась, корсар уже почти десять лет (с 1679 г.) находился на 
службе в королевском флоте и в 1689 году получил очередной чин капитана 1-го 
ранга. Однако такому человеку, как Бар, честолюбивому, независимому, 
строптивому и властному, было тесно в рамках субординации и дисциплины — он не 
умел подчиняться приказам. В 1689 году он представил правительству проект 
морской войны: составить эскадру из легких фрегатов, укомплектовать корабли 
отборными людьми и, выйдя в море, уничтожать вражескую торговлю — в Ла-Манше, 
Северном и Средиземном морях. И, несмотря на то, что его план был принят только 
через несколько лет, все последующие годы были периодом настоящего морского 
террора, установленного Баром в европейских водах.-
     Огромные купеческие и рыболовные караваны не решались выходить в море, 
чтобы не попасть в руки этому демону, снаряжались эскорты для сопровождения 
торговых судов, отряды военных кораблей Англии и Голландии ежегодно блокировали 
Дюнкерк, сторожили Бара там, где он мог появиться, — но все было тщетно. Каждый 
год дюнкеркский корсар умудрялся вырываться на морские просторы и вступал в 
смертельную схватку с противником — абордировал, сжигал и пускал на дно