— судов неприятеля;
     — судов без судовых документов, скрывающих свою принадлежность;
     — судов, отказывающихся подчиняться приказу показать флаг или лечь в 
дрейф;
     — судов нейтральных держав, перевозящих контрабандный товар противной 
стороны.
     7. При захвате судна запрещается его грабить. Все грузы остаются 
запечатанными и при приводе судна в порт описываются призовой комиссией, 
определяющей стоимость приза.
     8. В случае, если захват судна будет признан правильным, его продают с 
аукциона. Вырученная сумма, после вычета издержек за выгрузку, охрану, судебные 
расходы и одной десятой в пользу правительства, распределяется на следующих 
основаниях:
     — одна треть собственнику судна;
     — одна треть поставщику продовольствия, материалов и вооружения;
     — одна треть капитану и экипажу судна.
     9. В случае, если захват судна будет признан неправильным, капитан 
считается ответственным за нанесенный судну, экипажу и грузу ущерб.
     
     
Каперство и пиратство
     
     «Я уволился и тут же снова нанялся на корабль „Святой Ян“, который шел на 
каперство. Мы отправились в Ливорно; в пут я узнал, что капитан, которою зовут 
Гармен Беен, идет по трем дорогам и живет одним разбоем, благодаря чему, как 
только мы прибыли в Ливорно, я покинул капитана и его корабль, тем более что он 
уже начал грабить и сделал своей добычей добро, вверенное ему некоторыми 
купцами. Опасаясь того, что придется расплачиваться по его счету, я удрал. 
Гармен Беен тоже почуял, что плутни его могут открыть, и решил поскорее 
убраться; но в то время в гавани Ливорно стояли начальник Виллен-фан-дер-Саан и 
капитан де Вильд, и ему это запретили, по приказу великого герцога он и его 
корабль были задержаны и заключены под стражу. Простых матросов отпустили, но 
капитан пробыл некоторое время в заключении, после чего, когда он попал в 
Голландию, снова был брошен в тюрьму». (Ян Стрейс.   Три достопамятных и 
исполненных многих превратностей путешествия…),
     Мы начали этот раздел с рассказа бывалого голландского путешественника, 
которому пришлось на своем горьком опыте познать разницу между официально 
разрешенной морской охотой и вольным промыслом. Его история — одна из тысяч 
подобных жизненных поворотов, один мелкий штрих, проливающий свет на практику 
каперства.
     Один из самых запутанных вопросов в проблеме взаимосвязи каперства и 
пиратства — отношение власть предержащих к присутствию в своих водах 
«разбойников». Безопасность и свобода деятельности морских охотников вплотную 
зависела от нюансов правительственной политики и проводимого 
внешнеполитического курса.
     Ярким подтверждением подобной связи может служить, например, политика, 
проводимая Елизаветой I Тюдор в отношении «своих» разбойников. В обстановке 
постоянной угрозы войны с Испанией королева была заинтересована в пиратах как в 
опытных военных моряках, потенциальных приватирах. Они были прекрасными 
рекрутами для флота, и, пока отряды морских разбойников обитали на побережье, 
можно было не беспокоиться об обороне.
     В 1573 году Елизавета послала во Францию графа Уорчестера с подарком 
(золотым подносом) к крестинам дочери короля Карла К.
     По дороге из Дувра в Булонь на королевского посланника напали пираты. Сам 
Уорчестер с   подносом сумел спастись, но его сопровождающие были убиты, а 
разбойники захватили добычи на 500 фунтов стерлингов. А что же власти? По 
приказу королевы район блокировали, выловив сотни разбойников, но только трое 
из них были повешены, остальные же попали на королевский флот.
     Пираты при Елизавете I — это, по сути дела, привилегированная прослойка 
уголовных преступников. «Кровавое законодательство» конца XVI в. на них не 
распространялось. Действительно, не оплошностью ли было вешать возможных 
защитников родины? Когда возникала острая необходимость в наборе людей на флот, 
следовали указы о строгих мерах против разбойников, и корабли Ее величества 
пополнялись новыми матросами. Естественно, при таком отношении ни о каком 
спокойном плавании в английских водах не могло быть и речи. К счастью для 
отечественных торговцев, пираты брали в основном иностранные суда, что вряд ли 
радовало голландцев, португальцев, французов и, в особенности, испанцев — шансы 
на возмещение убытков были ничтожны.
     Знаменитые приватиры, «морские волки» Елизаветы I (Ф. Дрейк, М. Фробишер, 
Р. Гренвилл, Т. Кавендиш), отдали все силы разрушению и разорению испанских 
торговых трасс, стали пионерами в морской экспансии Англии и по иронии судьбы 
вписали свои имена на страницы истории пиратства, так как зачастую действовали 
на свой страх и риск. Так Дрейк, вернувшись в Англию после очередного 
грабительского рейда по испанским колониям, предпочел не афишировать свои 
подвиги, так как застал в стране потепление в отношениях с Испанией и опасался, 
что его выдадут испанским властям в качестве морского разбойника. Фробишер же, 
не достав в очередной раз каперской грамоты, был посажен в тюрьму за пиратство.
     Та же двойственность обнаруживается и в других действиях правительства. 
Когда в Нидерландах разгоралась борьба против Испании, то главную опору 
сопротивления составляли так называемые «морские гёзы» (гол. «geuzen», от фр.