якого заметного 
вмешательства извне, но с привлечением необходимых для быстрой модернизации 
страны заимствований наращивали темпы экономического роста, модернизировали 
принципы и методы промышленного производства, энергично и умело добивались 
необходимых для этого нововведений в политических институтах, правовых нормах, 
в сфере гражданских свобод, образования, культуры и т. д. Причем все это 
происходило без радикальной ломки устоявшихся традиций, без болезненного отказа 
от привычного образа жизни, но на основе гармонического усвоения и логической 
трансформации принципов и ценностей прошлого, благотворного синтеза своего и 
чужого, старого и нового. В этом отношении Япония оказалась уникальным 
феноменом Востока, и эту уникальность она продолжает демонстрировать в наши дни.

    Загадка феномена Японии еще далеко не разгадана, в том числе и самими 
японцами. Подробней об этом будет идти речь в следующей главе. Пока же очертим 
те вехи, через которые прошла страна после реставрации власти императора до 
второй мировой войны. При этом постараемся отказаться от привычных стереотипов, 
вовсе не объясняющих японский феномен. Одним из них является представление о 
том, что так называемая токугавская мануфактура в XVIII—XIX вв. представляла 
собой нечто большее, нежели аналогичные явления в других странах, и что, 
возможно, именно это объясняет причины того, что в Японии сложилась система 
капитализма. Следует сразу же заметить, что принципиально токугавская 
мануфактура ничем не отличалась от цинской китайской, а кое в чем и явно 
уступала ей. Что же касается частнопредпринимательской деятельности как таковой,
 то и она ни по масштабам, ни по роли в хозяйстве Японии ничем """• ТЛТ"ТЯ"Я("- 
"" тпт итп имгп uerf) р ТОЖеВрбМЯ Д ЦИНСКОМ Китае. И если Япония в чем-то все 
же была не такой, как Китай, то
    217
    
    об этом «чем-то» следует говорить специально, его нужно вычленять и 
аналитически исследовать, ибо невооруженным глазом само по себе оно не так уж 
бросается в глаза. Итак, каким же был путь Японии после 1868 г.?
    Как и Китай, Япония была «открыта» для колониальных держав в середине 
прошлого века. Как и в цинском Китае, купечество Японии было слабым и 
политически бесправным, тогда как власть имущие (в Японии это были не 
чиновники-бюрократы, а самураи и князья во главе с сётуном) не были 
заинтересованы в усилении связей с колониальными державами. В Японии, как и в 
Китае времен опиумных войн, насильственно навязанная стране иностранная 
торговля была экономически невыгодной, ибо выкачивала из страны драгоценный 
металл и вела к финансовому дисбалансу. Собственно, все эти, равно как и многие 
другие, факторы предопределили ослабление, а затем и падение режима сёгуната.
    Разница в развитии между Китаем и Японией начинает сказываться и 
становиться заметной именно с этого момента. В Китае реакция традиционной 
структуры на перемены, вызванные вмешательством колониализма, выразилась в 
форме крестьянской войны тайпинов, а в Японии эквивалентом тайпинам стал 
революционный переворот 1868 г., приведший к переходу власти в руки 15-летнего 
императора Муцухито (Мэйдзи). Революционным этот переворот следует считать не 
столько по форме, сколько по результатам, ибо вслед именно за этим важнейшим 
изменением в привычной для Японии традационной структуре (император в истории 
Японии практически никогда не управлял делами страны; за него это делали 
сначала регенты, потом сегуны) последовали все остальные, радикально изменившие 
облик страны.
    Реформы и становление основ японского капитализма
    Муцухито и действовавшие от его имени советники начали с того, что 
радикально реформировали систему социальных связей в стране. С целью ослабить и 
сделать невозможными в дальнейшем феодальные распри реформа 1871 г. 
ликвидировала феодальные уделы и наследственные привилегии князей-даймё, а 
также подорвала социальную и экономическую базу самурайства. Вся Япония была 
разделена на губернии и префектуры во главе с назначаемыми из центра 
чиновниками. Кадры чиновников, за неимением альтернативы, комплектовались из 
числа тех же князей и самураев, но теперь это были уже не независимые 
аристократы или рыцари, но именно стоящие на службе у государства и получавшие 
за это жалованье из казны чиновники. Причем это-были чиновники, 
сформировавшиеся как социальный слой практически заново, не имевшие ни опыта, 
ни
    
    корней, ни традиций и потому еще не погрязшие в коррупции, не научившиеся 
практике бюрократических проволочек, взяточничеству и всему остальному, что 
неизбежно сопутствует бюрократической структуре и что, в частности, было 
традиционной нормой в Китае. Конечно, связи и протекционизм при этом продолжали 
сохраняться и играли свою роль, но это зло в условиях всеобщих перемен не было 
угрожающим для трансформирующегося общества.
    Реформа официально отменила сословные различия. Хотя титулы и звания 
сохранились, лишившиеся владений князья и самураи (те, что не стали чиновниками,
 в первую очередь) были в социальном плане приравнены ко всем остальным 
сословиям страны. В качестве средств существования им были назначены 
выплачивавшиеся из казны пенсии — практика не столь уж необычная для Японии, во 
всяком случае для самураев. Важной составной частью первой серии 
социально-сословных преобразований стала реформа 1872 г., вводившая всеобщую 
воинскую повинность, которая была призвана окончательно подорвать позиции 
самураев, в лучшем случае теперь имевших основание претендовать на офицерские 
должности в регулярной армии.
    Радикальный характер первой серии реформ очевиден. Пришедшее к власти новое 
руководство во главе с императором решительно отказывалось от старых принципов, 
чреватых феодальной раздробленностью и междоусобицами, ведших к децентрализации 
и своеволию сильных и независимых, опиравшихся на собственные воинские 
форми