мандно-административную структуру коммунистические руководители уходить не 
хотят, да и не могут. В результате возникает эффект перегретого котла, вот-вот 
готового взорваться.
    Стоит напомнить читателю, что «перегрев экономики» как термин вошел в 
официальную лексику Китая еще в середине 80-х. И термин вполне соответствовал 
реалиям. Экономика развивалась быстрыми темпами, а административно-политическая 
структура за ними не поспевала и сознательно делала все, что от нее зависело, 
дабы умерить темпы развития, грозившие снести все преграды. Создавалась 
явственная ситуация перенапряжения, рождавшая эффект массового дискомфорта. 
Производители напирали, управители с трудом сдерживали напор, а отражавшая 
интеллектуальный потенциал нации интеллигенция начинала все громче требовать 
демократизации, что на практике означало завуалированные требования к 
коммунистическому руководству уйти от власти. Требования эти в конце 80-х годов 
звучали год от года все громче, причем к ним прислушивались влиятельные лица в 
руководстве, включая генсека КПК Ху Яо-бана и сменившего его на этом посту Чжао 
Цзы-яна. Беда была в том, что у обоих генсеков не было той власти, что в других 
коммунистических странах обычно бывала у генеральных секретарей правящей партии.
 В Китае реальная власть продолжала оставаться в руках формально отошедшего от 
нее архитектора реформ Дэн Сяо-пина. И именно к нему, к Дэну, апеллировали 
недовольные партаппаратчики, вполне справедливо видевшие в возможных уступках 
демократическому напору начало конца режима.
    Дэн Сяо-пин, насколько можно понять по ситуации, достаточно долго колебался.
 Он не мог не сознавать, что требование политических реформ разумно и 
справедливо, что без них, т. е. без приведения политической, социальной, 
правовой структуры общества в соответствие с энергичным движением по 
рыночно-частнособственническому пути, упомянутое движение застопорится, а 
«перегрев» внутри страны будет спосооствовать стагнации. Но он не менее четко 
сознавал — имея к тому же перед глазами то, что происходило в конце 80-х годов 
в СССР и Восточной Европе,— что согласие на радикальные политические реформы 
быстро приведет режим к краху с непредсказуемыми последствиями для страны. 
Выбор между Сциллой и Харибдой был сделан в пользу меньшего, как его понимали 
коммунистические руководители Китая, зла. Демократическое д-вйжение_студентов, 
выплеснувшееся летом 1989 г. на улицы и площади Пекина, было раздавлено 
проехавшимися по живому на
    
    площади Тяньаньмынь танками. Студентов направили по вузам на идеологическое 
перевоспитание. Снова подняли голову махровые коммунистические реакционеры. 
Главным козырем обвинителей стали упреки демократам в том, что они — сторонники 
буржуазного либерализма, какими они в действительности и были (стоит заметить, 
что сам этот термин, будучи использован в соответствующем контексте, стал в 
Китае на рубеже 90-х годов не только идеологическим клеймом, но прямо-таки 
чем-то вроде ругательства).
    Экономика Китая после 1989 г. продолжала развиваться, хотя и более 
сдержанными темпами. Все чаще сталкивалось это развитие с невидимыми преградами 
и очевидным противодействием, связанным с сохранением правящей однопартийной 
структуры и административно-командного режима, отнюдь не отказавшихся от своих 
лозунгов и принципов. Более того, требование сохранения и усовершенствования 
«социализма с китайской спецификой» стало привычной нормой официальной лексики, 
как целиком сохранилась и соответствующая этой лексике манера поведения 
правящих верхов. А после крушения СССР коммунистические верхи явно с 
облегчением вздохнули, поздравляя друг друга с их выбором в 1989 г. Впрочем, 
уже весной 1992 г. все тот же неутомимый Дэн Сяо-пин снова повернул руль в 
сторону продолжения радикальных реформ. Капитализм и буржуазный либерализм, 
похоже, скоро уже не будут клеймиться в Китае. Напротив, они станут маяком, 
ориентиром в пути. Это вполне ясно уже сегодня, в 1993 г.
    Совершенно очевидно, что об успехах в движении по пути марксистского 
социализма не может быть и речи. Что же тогда такое «социализм с китайской 
спецификой»? Если кто-либо в современном Китае все еще полагает, что это и есть 
движение страны к светлому будущему в стиле Маркса и Мао, то он ошибается. 
Сегодня Китай в пути. Конечно, путь может продлиться еще долго — страна 
огромная и не спешит, даже нарочито тормозит. Но путь уже совершенно определен. 
Это общий для всего развивающегося мира путь, давно уже реализованный 
передовыми странами Дальнего Востока с его конфуцианскими цивилизационными 
ценностями, установками и традиционной моделью поведения. Это путь Японии и 
Тайваня, Южной Кореи и Сингапура. И разговоры о «социализме с китайской 
спецификой» в этой связи не более, чем камуфляж. Смысл же лозунга в том, чтобы 
выиграть время и предотвратить взрывчатый процесс.что так наглядно проявил себя 
в ходе детоталитаризации иных марксистско-социалистических режимов прежде всего 
СССР.
    Китай идет по пути того самого буржуазного либерализма, с которым всех в 
этой стране еще призывают бороться. Иного пути у него нет по той простой 
причине, что без норм и институтов буржуазного либерализма (разумеется, в 
дальневосточной их модификации — японской, тайваньской и т. п.) не может быть 
простора для активной рыночно-частнособственнической экономики, а без такой 
экономики, как показал собственный столь дорого обо-
    387
    
    шедшийся стране опыт последних десятилетий, нет выхода из нищеты и 
отсталости, нет и не может быть успехов в развитии. Но — с точки зрения 
руководства, от которого это прежде всего и зависит,— пусть страна идет по 
этому пути как можно медленнее и плавнее. Пусть уйдет в небытие поколение 
ветеранов войн и революций и займет свое место у руля правления страной 
следующее, более прагматичное поколение, все еще, как показ