даптации 
бесправных и неполноправных приводили к постепенному сокращению числа тех и 
других.
    На две перечисленные системы — ранних этногенных связей и правового 
неравенства гетерогенного в этническом плане населения данной социальной 
общности — со временем накладывалась и еще одна, третья. Речь идет о системе 
имущественного неравенства, но не того должностного, когда богатство было 
функцией должности (неравенство такого типа фиксируется археологами в очень 
древних захоронениях, причем нередко делаются на этом основании поспешные 
выводы об именно имущественном расслоении и чуть ли не о существовании частной 
собственности и антагонистических классов, тогда как следовало бы сказать 
только о том, что старейшина или вождь всегда погребались более пышно, чем 
рядовые общинники), а неравенства, бывшего функцией процесса приватизации. 
После появления таких институтов, как частная договорная аренда, наемный труд, 
долговая кабала и даже рабство полноправных (юридически и социально всегда 
отличавшееся от рабства бесправных иноплеменников), в обществе возникает новая 
шкала важных социальных различий: каждый из традиционных слоев, включая и 
бесправных в недавнем прошлом рабов-иноплеменников, имел своих богачей и 
бедняков, своих долговых рабов, арендаторов, наемников и т. п. Разумеется, 
богатство было более типичным для полноправных, чем для бесправных, а бедность 
— для простолюдинов. Тем не менее и то, и другое встречалось на всех уровнях 
социально-юридической лестницы. В кабальное рабство случайно попадали и 
брахманы (правда, по отношению к ним хозяин обязан был проявлять внешние 
признаки почтения), а простолюдины порой оказывались богаче древнекитайских 
аристократов, даже князей. Что же касается рабов, то некоторые из них, как в 
Вавилоне, бывали владельцами богатых торгово-кредитных контор и ворочали, что 
называется, миллионами, оставаясь при этом рабами своих хозяев и уплачивая им 
регулярный и весьма высокий оброк-пекулий.
    Итак, традиционный социальный слой, формальный юридический статус и 
реальное имущественное положение не только не совпадали, но, напротив, 
образовывали достаточно запутанную сеть сложной социальной структуры. Но что же 
здесь было главным — в частности, с точки зрения столь привычного для нас 
классового анализа? Иными словами, как же все-таки обстояло дело с классами в 
древневосточном обществе? Были ли они вообще? И если были, то в чем была их 
специфика? И вообще, о каких именно классах здесь можно вести речь?
    
   Государство и проблема классов
    Марксистский тезис о том, что государство возникло на основе разделения 
общества на классы, современной наукой отвергнут. Этот тезис может быть принят 
во внимание только применительно к античной Европе, да и то с оговорками. Как 
известно, античный город-государство (полис) возник в результате того, что 
общество раскололось на полноправных граждан и всех остальных, включая 
полностью бесправных рабов, причем именно для удержания в повиновении этих 
остальных (хотя далеко не только для этого) возник гражданский полис, т. е. 
ранняя форма государства. Однако следует напомнить, что это отнюдь не было 
первое государство в античном мире; ему предшествовали иные типы 
протогосударств, хорошо известные, в частности, из гомеровского эпоса, не 
говоря уже о мифологии. Цари типа Одиссея, Эдипа или основных героев троянской 
войны не имели никакого отношения к более поздним полисам, но были уже 
правителями государств — тех самых, где не было никаких антагонистических 
классов. Значит, первые государства возникли не на основе разделения общества 
на антагонистические классы. Они складывались, как о том уже говорилось 
достаточно подробно, иначе. Наиболее ранние типы социальных связей в первичных 
протогосударствах сводились к двум системам: этногенной социальной и этнически 
гетерогенной правовой. В основе этих связей лежал привычный для первобытной 
общины реципрокный взаимообмен, расширенный теперь до уровня обмена общественно 
полезной деятельностью: производители, администраторы, воины, жрецы, даже 
рабы-слуги — все вносили свой вклад в обеспечение нормального и стабильного 
существования усложнившегося общества с разделением труда и социальных функций. 
Взимание ренты-налога, реализация трудовых повинностей и редистрибуция 
избыточного продукта среди тех слоев населения, которые не были заняты в сфере 
производства пищи,— вот те основные социально-экономические функции, которые 
выпадали в этой структуре на долю государства, представленного аппаратом власти 
в самом широком смысле этого слова (администраторы, жрецы, воины, а также 
ремесленники и рабы-слуги, обслуживавшие, в первую очередь, потребности именно 
аппарата власти).
    Применительно к ранним обществам и протогосударствам, построенным на 
подобной основе, можно говорить, как уже упоминалось, о взаимовыгодном обмене 
деятельностью, жизненно необходимом для выживания и стабильного существования 
усложнившейся по сравнению с первобытностью структуры. Но в то же время здесь 
есть и социальное неравенство, и имущественные привилегии высших (правда, их 
пока можно считать эквивалентом неравенства труда, формой компенсации за более 
высокое качество труда), и политическо-правовое неравенство статусов. Иными 
словами, заложены существенные основы для трансформации структуры.
    Заметная трансформация начинается с процессом приватизации и ростом 
престижного потребления верхов. Индивидуальное обогащение власть имущих и 
стремление ко все большему обогащению, в новых условиях сравнительно легко 
реализуемое с помощью рынка, товарно-денежных связей и прочих аксессуаров 
частнособственнической формы ведения хозяйства, резко меняет привычную картину. 
Усиливается имущественный разрыв между производящими низами и управляющими 
верхами, а присвоение последними все большей доли увеличивающегося объема 
избыточного продукта теперь уже очевидно превышает справедливые нормы 
компенсации за каче